Но пока Петька и его товарищи где-то шныряли, Оленька и Витюша тоже не теряли времени даром. Только занятия им приглянулись разные. Витюша, вначале серьезно и подробно, даже с карандашиком, пересмотрел «Мост в Террабитию», а затем «Бесконечную историю» - старую, конечно, с Ноа Хэтуэй и Оливером Барретом. А затем, ехилно напевая: «Ты-труба и я-труба, будет всем врагам труба» зачем-то влез на сайт православных фильмов Оленька (за которой увязался и охочий до всякой новой информации Ивашка) при первой возможности навестила прапорщика, с вопросом: - А что такое – вот, у меня записано – «дело пЫрву». - Неправильно записано, - флегматично заметил прапорщик, как всегда, восседавший во дворе, среди своих разносказочных бойцов. - Имена собственные и в русском языке, и в языке нашего народа пишутся с большой буквы. Вернее, фамилия это. А дело было так… - Лист зеленый карагач, Жил да был один скрипач, - на известный народный мотив пропел прапорщик - вернее тот из двух, что в темпе дойны (в миноре то есть). И, видя удивление Оленьки, продолжил, - Почти каждая молдавская сказка, или, всё равно легенда, начинается с «Лист зеленый…» («Фрунзэ верде»). А эта история уже столько лет пожила на свете и побродила между людей, что и правда почти легендой стала. Итак, жил да был Пырву Юрий, или, как у нас чаще произносят – Юрай. Из потомственных воинов – «черных воинов», как говорят, форма у них веками, черной была. Ну, хоть он был и из рода такого, а склонность его к музыке определялась. Пел он тоже хорошо, но наши же все поют, и особого значения он тому не придавал. Зато еще школьником он бывал лучшим на всяких там именитых конкурсах по скрипичной музыке. И, тоже еще школьником, сочинил музыку балета необычного «Огненная сказка», для коллектива народного танца и музыка тоже строилась на мотивах народных. Позже его прозовут «Сказкой невспыхнувших звезд». Успех был не малый. Зато после насколько разно и показательно перестройка эта самая проехалась по судьбам его … как сказать? – ну, пусть будет главных творцов. Юрая, что не только музыку писал, но и в оркестре на премьере первой скрипкой был. Авторши сказки, да и либретто. Художника, оформлявшего сцену. Примы, которая Огнёныша танцевала. Мальчишек, которые, соответственно, Злого Огня и Солдата в том балете представляли. А в то время, о котором речь мы ведем, перестройка эта самая – чтоб ее! – только лишь начиналась, ну а Юрай уже в армии отслужил радистом, как помнится, и даже какой-то успех особый своей части принёс на учениях международных. И вот, уже год учился в консерватории. В Москве, не где-нибудь. Ехал он на каникулы, с гордостью зачетку родителям вёз, с одними пятерками. Уж не знаю, какая в тот день погода была, но ясно дело, на душе у него была весна солнечная молдавская. Ненадолго, впрочем. Только что с поезда сошел, в автобус сел – и надо ж, на следующей же остановке впёрся в автобус мужик пьяный… А ежли у нас в общественном месте принародно да пьяный, то само понятно, кто и какой. И ну вывизгивать на мотив «Землянки» известные куплеты поганые. Юрай и сказал ему, что-де ты своих героев оскорбляй, если хочешь, а наших мы тебе не позволим. Пьянчуга этот, ясно дело, с матом – за что уж само по себе в нашем народе в общественных местах по морде бить полагалось. Недаром же генерал Лебедь потом слоган испустил: «И мы, победно матерясь, пройдем парадом»…, и успех имел. Вот только потом сам так полетел, не догнать… Впрочем, это так для общей диспозиции. А тогда мужик тот в ответ заорад: ты чего, мышь черномазая, на меня, на великую нацию, еще пи… гм… пищать, то есть, будешь?» А Юрай и правда росту был небольшого – как и тот, чью честь он тут защищал. Но, чувствуя правоту свою, пощечину влепил негодяю, чтобы унизить. Воин же, душой-то. Совсем осатанел мужик. Ка-аак размахнется! Да, таким ударом можно было и быка нокаутировать. Только Юрай увернулся расчетливо, и тот со всей-то медвежьей силой вкатил в поручень железный – и вот уж из двух толстенных пальцев белые костяшки торчат да кровь хлещет. Кого-то из пассажиров даже измазало, тем более что пьянь этот руками начал размахивать. Но все сидели ровно и делали вид, что их здесь нет. «Н-ну-ну!», - только и сказал в ответ Юрай, А мужик, с воем да матом, другой рукой опять. И вновь увернулся Юрай, да только вот беда, в этот раз не по поручню попало, а по башке какой-то бабе. О том, почему я так про нее – речь еще впереди пойдет. Ну, та конечно в крик; «Ай-яй, меня-то за что?». А все пассажиры вновь сидят ровно и добросовестно изображают, будто их и вообще здесь нет. А мужик ей и отвечает: «Да любую бабу, от трех годов отроду, всегда можно топором зарубить, и всегда найдется, за что. Так тятенька мой говорил. Месит это мамку, а нас смотреть заставляет – учитесь, говорит, сынки, как с бабами надо! И я свою стерву также – признавайся, сука, с кем ты тут это самое, пока я на работе. И ведь, гадина такая, она-то тоже вроде на работе, а как посильнее, чтоб рёбра гудели как барабан, так и виниться начинает. Что и с начальником цеха, и с мастерами всеми, и с работягами всеми, и с директорским шофёром, и с самим директором, и со всеми соседями, и с бакалейщиком с соседней улицы, и с квасником-инвалидом из парка. Кого я ни скажу, так со всеми, только окромя моих друзей. Чего ж так, говорю? – А они, отвечает, не предлагали. Во какие у меня друзья. Одно слово, великая нация! Да вот и девку мою пора спросить, она-то с кем уже того? Десять лет ведь мерзавке, быть не может, чтоб ни с кем, нерусь же поганая вокруг так и шастает, так и облизывается. Да и вижу уж, взгляд у нее изменился, стал как у моей бабы… «Н-ну-ну!» - сказал в ответ наш скрипач, и вдруг как влепит ему! О, то был красивый и мощный футбольный удар, будь на поле – точно бы пенальти в девяточку! Ведь надо сказать, Юрай и спортом занимался для общего развития, а чего еще найти можно, чтоб руку не сбивать? - футбол один, и то не вратарем, а игроком полевым. И был он из тех людей которые ежли что делать начнут, то всё хорошо выходит, или уж не делают вовсе. Так что от такого пИнальтия перекинулся здоровенный мужик. Как потом со слов свидетелей в протоколе написали и в газетах цитировали: «Потерпевший принял удар так, что только ноги спели». Грянул хохот. В самом деле, Оленька и даже зоркий Ивашка как-то не заметили, как сюда подтянулись остальные бойцы отряда и тоже стали слушать эту историю – хотя, наверное, и далеко не в первый раз. - Ну так вот, - продолжал прапорщик, - Упал это мужик, и визжит свиньёй: «Люди русские! Наших бьют!» Мужики к дверям шарахнулись – ведь ежели такой мелкий шибко храбрый, и так дерётся, то – ладно если самих побьёт, да вдруг за ним кто еще этакий стоИт, непростой? В фигуральном, конечно, смысле, ну, вы понимаете. В общем, традиционно – кто, тварь дрожащая, терпит. А кто бьет – тот, значит, вправе себя чувствует. Но тогда в дело вступили бабы – лицо скрипачу царапать да волосы рвать. Особо та, что по башке ненароком получила – «Так ему! Так его! Не лезь он тут со своими понятиями, так через то мне мозготрясенье бы и не вышло». Кстати, враки это были. Никакого сотрясения у нее медосмотр не показал - Было бы чему сотрясаться, - усмехнувшись, развел руками красавчик в бронебандане. - Телефонов сотовых тогда, конечно, не было, но автоматы на улице исправно работали – не обрывала же их тут шпана. Так что водитель двери закрыл, чтоб свидетели не разбежались, выбежал да милицию вызвал. И те примчалась тотчас же: пробок на улицах тогда ведь тоже не было, ни в одном городе, даже никто не знал, что это вообще такое. Ментами их тогда тоже никто называть и не думал – представляете?. Так и взяли Юрая, однако заняты этим были только двое. Третий только баб от него отгонял. Он из наших был и по местной культуре всё знал. Про воинов этих потомственных разное говорили, но главное, что особой силой они владеют. Не в смысле драться, это само собой – воины же, с детства учатся. А в смысле - экстрасенсы вроде. Тьфу, слово какое дурацкое, то ли соль слышится в нем, то ли водка. И уж если такие проклянут, так ни одна цыганка не возьмется снять. Бывали случаи. Внешность их фамильную тоже знали. Ну вот например, как все понимают, если человек на Гагарина похож, или на Штирлица. Так и наши видят: вот Ждер идет - из рода Куницы то есть, вот из рода Лошади, Бурдияк. Только чаше из Воронов попадаются, их больше, да и носы приметные, не спутаешь. Однако дело-то вроде как политическое выходило. Поскольку свидетели утверждали, что вот, пьяный зашел, куплеты запел – ну и огрёб за это, теперь всю жизнь тенОром петь будет. - Психологическая невидимость, - прокомментировал давешний эльф, - Домашнее насилие казалось свидетельницам настолько естественным, что и разговор о нем не воспринимался как нечто особенное, и тем более не предполагал никакой острой реакции. Однако думаю, не будь того, скрипач бы и дальше продолжал просто издеваться над пьяным мерзавцем, но не вступать в открытую конфронтацию. - Ага, ага! – охотно поддакнул Ивашка, - Это вроде как: «Слушайте, Сильвер, если вы не прекратите, я отрублю вам вторую ногу. А на руках ходить неудобно». Хотя это не в книге, а только в мультике было. Снова послышались смешки. Кто-то, наверное, гном, еще и прогудел басом: «Ну, дык, к тому и шло, чтоб вторую руку сам себе обломал. Чего бы оставалось? - только ногами лягаться, да и то до одной поры»… - Оно и правда скорей всего так, - кивнул прапорщик, - Орёл же у него в гербе. СтаршАя кровь, прямые потомкм Кантемира, господаря Молдовы. А эти завсегда хитростью да изворотливостью славились. Вперед переть да самолично морду бить - («Или не только морду?», - снова подъялдыкнул тот же бас). – Ну, пускай, не только морду и не только бить, - сдипломатничал и прапорщик, - А к примеру клинком махать да стрелять из всего подходящего. Для этого больше Зубры были. Да еще Куницы вечно лезли куда ни пОпадя. Не говоря уж… - прапорщик ехидно покосился на красавчика в бронебандане, но просто продолжил, - И вот ведь какая загогулина получалась. Юрай сам был не гопник какой. И собственную славу уже заслужил. И из воинов был, да еще из таких.. И дело-то выходило двойственное –за честь национального героя вступился, как же? Смутилось местное начальство – как бы чего не вышло, тут так полыхнуть может – Новочеркасск покажется дракой базарной. А то и вовсе, воины эти самые вообще власть возьмут, всех чинуш по справедливости рассудят, а Бодюла вообще на люстре его любимой хрустальной удавят. Предлагали же они еще Брежневу насчет Афганистана, порядок там организованно навести. Тысяч двадцать боеспособных у них тогда уже было, могли свои отряды сформировать, как в ту войну – и двинуть туда. Да тот забоялся – ежли предлагают, значит – силу свою чуют, а вдруг да правда всё там до основания перемесят, как мамалыгу с сыром? Сам в Молдавии он живал, народ здешний знал. Да, случись чего, тут поддержали бы их все, не помощью, так хоть нейтралитетом, зная, что уж они-то точно за справедливость. Потому власти тогдашние до суда это дело решили не доводить. Решили так изобразить, будто творческий человек не выдержал мук совести, что женщина несчастная через него пострадала случайно – и сам себе приговор вынес. - Как, уже на нашей памяти, в деле отца Инокентия выдумал полковник Дубак, - прокомментировал красавчик в бандане. - Всё так, - согласился прапорщик. А вот теперь - внимание. Если до того рассказывал я это дело, как с суда было – все материалы же печатались, интерес был огромный – то дальше рассказывать буду, как в газетах тоже было, но без подтверждения документального. Однако, думаю, главное изложили верно, а до остального, ежли с умом, и самим дойти можно. Итак, задумали его убить руками уголовников. Чего уж там им наобещали, не знаю. Но жестокость – она что ж? – оборотная сторона трусости. Так ни один, ни вдвоем на это дело не решились - на прогулке, к примеру. Ведь ежли такой сопляк, полтора метра с кепкой, мимоходом здорового мужика уделал – то что ж будет, когда он свои приемчики в ход пустит, целенаправленно жизнь свою защищая. Или не только жизнь? Впрочем что я? - рано детишкам еще об этом. Короче, выбрало начальство, на свою голову, вариант общей камеры в СИЗО, где человек двадцать было, из них русских туда собрали, кого нашли из других камер. И чтоб палачам сговорённым справиться наверняка, ну и чтоб другие остальных усмирили, ежли на помощь кинутся. А поскольку ночь для дела такого самое время подходящее, да и чтоб опомниться не успел – но в такое время туда Юрая и привезли. Через полчаса примерно, охрана услышала вопли дикие и визг истерический. И такие удары, словно в дверь тараном лупят. «Договорились же, не калечить!» - рычит охрана. – «Так это не меня!» - спокойно отвечает им Юрай. Заглядывает туда охрана осторожно и видит такую картинку. Русские заключенные организованно взяли этого, главного из тех, которые исполнить были должны, повернули его горизонтально, и его головой лупят в дверь. По-русски это «батанить» называется, не знаю только, почему. Еще один русский, совсем молодой, рядом стоит с ними и заикается мучительно . Видно, кричать на помощь хочет, а не может. Заключенные-молдаване хохочут, в ладоши хлопают, и повторяют «За Гришку, за нашего Гришку». В дальнем углу на нарах дико визжит, схватясь за голову, единственный тут цыган – за фармазон, говорят, попал. Потом, когда охрана ввалилась, он всё бормотал: «Так значит, это правда? Значит, правда? Но ведь тогда и жить-то незачем». Этот довод потом скрипач на суде привёл, терять же ему было уже нечего. Но об этом речь еще впереди. А тогда скрипач подошел к тому заике, щелкнул его по носу и говорит: «Отомри. Не будешь ты больше заикаться!» Тот и перестал. Охрана была в шоке, начальство в средневековом ужасе. А сами-то как думаете, ребятки, что произошло? Бойцы, чур, не подсказывать....
_________________ Пока нас окружает ложь, в этом мире возможно всё. Значит, и для нас нет ничего невозможного
Последний раз редактировалось Миклован 29 июл 2022, 00:53, всего редактировалось 4 раз(а).
|