Форум атеистов Рунета

Не видел.

_________________
Сейлор Мун - возвращает человеческий облик даже христианским священникам!

Ну так у нас тут не партия какая, участие свободное.

Признаться, я в данном случае не рассматривал (и тем более не акцентировал) той темы. Ну да, - был когда-то такой хамысел (сиречь, хамский замысел) - фантазия про город, где живут только женщины. Да так что-то. То ли времени не хватило, уставал сильно, а то ли внимания к той теме...

_________________
Пока нас окружает ложь, в этом мире возможно всё. Значит, и для нас нет ничего невозможного

Все-таки надо сделать каких-то двух соперничающих персонажей - это стало бы стержнем сюжета и придало бы ему какую-то завершенность. Возможен даже такой вариант - случайно они одновременно занялись одним и тем же мерзавцем, а он окопался в своем поместье, стал отстреливаться и тут под огнем двое героев встретились в реале, ну и в минутку, когда делать было особенно нечего, поспорили.

_________________
Сейлор Мун - возвращает человеческий облик даже христианским священникам!

Ну, до завершенности сюжета еще далеко, хотя вопрос о происхождении ратхантеров и техноботов теперь у меня сложился. Спасибо моей вот-только-что пациентке, восторженной девице, помешанной на всяких там трансформерах. Она даже пострадала диковинно, угодив на лыжах под снегокат (как ей это удалось, я из ее изложения, правда, так и не понял). Зато во время всей операции, даже и без побуждений с моей стороны, трещала как заведённая, про всё тех же трансформеров, "найдя в моем лице свежие уши, которые ее выслушают, потому что бежать или уклониться не получится" (это опять я ее цитирую, уж больно фраза хороша"), ибо в ее ближнем и даже дальнем окружении таковых уж больше не осталось. Но я хотя бы по звучанию ее речи понимал, что с ней всё хорошо, и боль не пробивается, и дыхание нормальное. Для того ведь с пациентом и разговаривают при операции. Да и то, чем-то напомнила она мне нашу форумчанку, что так мило коверкала слова - "гипотит", "психиатор", "эхтоназия", и прочие, зато всяких там "диклониусов" без ошибок - старожилы форума наверняка ее помнят... По крайней мере нечасто приходится слушать рассуждения о мультяшных персонажах как о своих соседях или одногруппниках.
И вдруг неожиданно под этот трепёж увиделись мне персонажи совсем другие. И прежде всего правда, двое, и забыть их в этой истории немыслимо. - как там у Михал Аркадьича? - "Я рад, что хоть в песне могу им помочь" (и ЧСХ - у него там про девятую роту - совсем другую, конечно, чем ныне это понимают - кто вообще понимают, конечно)... https://www.culture.ru/poems/37752/pered-boem
А то вон один тут драндюшонок (то есть весь такой как драный индюшонок) - большой уж такой дурачок-то - этакое прочитал, думал, это про ту самаую - а ветераны соответствующей войны в зале его так обхохотали, что он от смушени кинулся бежать со сцены, споткнулся, очнулся - нет, не гипс! - илизаровский на предплечье, перелом луча в типичном месте - сегодня во второй половине дня как раз снимать назначено.
Вот ведь как причудливо бежит человеческая мысль, принося столь далёкие аналогии в качестве лейтмотива. Хотя... скоро сами всё сможете оценить, но боюсь, всего желаемого сейчас сделать нет времени "А полработы не показывают", - квакал в свое время, уже нынешний, "кумир" Светлаков, хотя этот его рекламный ролик кому-то напомнил намёк на эксгибиционизм, и быстро был с экранов убран...
.. А несколько минут назад когда в комнате отдыха я уже настукивал очередное "веселое безобразие", заглянув мне через плечо, добрейший Михалыч уже успел озорно проорать:
"Вдруг свою смуглянку
Я в отряде повстречал!"
И странно захлопал глазами в ответ на мою прочувствованную благодарность. О-о, я умею пускать в ход лучшие ноты своего хорошо поставленного лекциями голоса. Еще бы! Он подсказал мне такое шикарное решение той сцены, которой я сам не видел, только от коллеги когда-то слышал. Так что и впрямь молодец наша бессменная "операционная сестра" - так вот именуется в трудовой книжке его должность

_________________
Пока нас окружает ложь, в этом мире возможно всё. Значит, и для нас нет ничего невозможного

Ну вот и я наконец освободился. Щас ка-ак "врежу руны в камень"! - очень уж нравится мне это местное выражение

Вульпиус перевел связь в дежурный режим – ведь заранее никогда не известно, кому и зачем он может понадобиться. И позволил себе предаться воспоминаниям. «Наверно, точно так же Гарри Поттер - никогда не существовавший, впрочем - любил вспоминать, как целая туча сов однажды притащила ему целую кучу приглашений учиться в Хогвартсе. Который, конечно, тоже никогда не существовал».
- Беда мне со мной. Ну и занесло же в очередной раз … - вслух подумал Вульпиус и завершил это решительным: - «У нас перед вами одно преимущество. Вас – придумали, а мы – существуем». Хорошо всё-таки сказал Михаил Аркадьич.
Ну что поделать? Вовик (или как звали его папа с мамой - Волька), как и подобает в семьях интеллигентов, еще с сопливого детства привык называть всех уважаемых им деятелей по имени-отчеству. А Светлова он куда как уважал. Хотя впервые услышал это имя во всем известной комедии, которую очень любил папа. Но у него не стал спрашивать, а мужественно обратился к здоровенному тому Большой Советской энциклопедии. Конечно, уже «красной» - ибо «синяя» к тому времени давно и прочно устарела. Это был первый, и потому на всю жизнь запомнившийся, опыт информационного поиска у маленького Вольки, который только-только научился читать, и папа за руку отвел его в библиотеку. – Интернета же тогда не было. И Википедии тоже. Вообще, много чего тогда не было, и жили как-то…
Хотя во многом его ситуация и впрямь была похожа на сказку. И в смысле, что сначала «чем дальше, тем страшнее». И в смысле, что был в ней (да и продолжается, не так ли?) лучезарный «танец среди звёзд», как в старом любимом мультике про щелкунчика – разве что уж давно не «па-де-де», а присоединялись к нему всё новые и новые герои.
Вовик Лисицын был ничем не примечательным отличником. Не любил и не умел драться. Не желал связываться со сверстниками, и потому давал и списывать, и подсказывал. А бывало – за некоторую плату, конечно, куда ж без нее в рыночном обществе? - и сам писал им домашние сочинения и всякие проекты. Притом так, что никто бы не усомнился, что это написали именно они. В стилистике Вовик хорошо «наблатЫкался», как принято было говорить среди одноклассников. Школа была самая обычная, на бОльшее у родителей денег не было, и так с трудом тянули все эти поборы да подарки учителям. А потому просить что бы то ни было для себя было стыдно. Но поскольку Вовик именно так себя вёл, одноклассники к нему и относились так, как хорошие хозяева относятся к прислуге – не били, вознаграждали за усердие, иногда даже удостаивали похвалы… или того, что ОНИ таковой считали.
Не то, что Ксюха, по кличке «Дешевуха». Ее, тоже отличницу, в классе исступлённо травили. Дразнили, били – и она в ответ дралась - страстно, дико, отчаянно, и с таким выражением лица, что - «Есть упоение в бою», как писал наше всё, Александр Сергеевич.. Особенно любила, сидя на поверженном противнике как на лошади (спокуха! Боком, как и полагается настоящей леди на мерине или осле) сделать страшную рожу и куснуть гадёныша за кончик носа. Вовик тогда не знал, что там расположены биологически активные точки, вызывающие… гм-гм… опорожнение мочевого пузыря. Так что на несколько недель – до того, как «подставившийся» успевал перевестись в другую школу (а если родители были понимающими, то и переехать в другой район) – травля перемещалась, а вернее сказать - обрушивалась именно в ту сторону, и тем злобнее и жесточе, чем выше был прошлый статус этого несчастного. Хотя Ксюха в этом демонстративно не участвовала. Как и никогда не дралась «по заказу». Но именно за это Вовик ее и уважал, даже склонялся к мнению, что в ней – лохматой и нищебродски одетой (форму же тогда уже отменили, как ярлык тоталитарного угнетения) – есть и правда что-то от леди. Которая даже и в лохмотьях должна оставаться аристократкой духа, что-те Джоанна Сэдли. Вовик сочувствовал Ксюхе еще и потому, что ей (по его мнению, конечно, сама же она ничего по этому поводу не говорила) повезло меньше, чем ему. Его родители хотя бы понимали. В перерывах между изматывающей работой и домашними делами, само собой, но он довольствовался и этим. Претендовать на большее (увы, это было проверено) означало вызвать мамины упрёки и попрёки, от которых его всегда как огнем жгло – надо же, он еще смеет что-то требовать от такого хорошего, но занятОго и устающего папы, и особенно такой ангельски-доброй мамы. У Ксюхи же (про себя он, правда, называл ее Ксанкой), родители были, как и большинство в этом районе. Тихий выпивоха отец, механик. Помешанная на сериалах мать, кондукторша того же автопарка (а как известно, с такой работой даже ангела остервенить можно). Говорить с ними о чем-то кроме текущих дел и сада было невозможно, да Ксюха уже давно и не пыталась. Ее отличная учеба служила для них вечным предметом гордости перед соседями, дома же – предметом добродушных насмешек. Ну, куда бабе образование, особенно теперь? Бывшие хулиганы вон куда лучше устроились. А один – вот тоже затейник – взял свою бывшую одноклассницу к себе горничной, и делает с ней что хочет, во всех смыслах. А ить кон-сер-ва-торию кончила, аж композиторский факультет. Вот оно, образованье-то, куда приводит. Слушая всё это, Ксюха только молча пожимала плечами, да выполняла требуемую от нее домашнюю или садовую работу. Разговориться она могла разве что, отвечая на уроке, и то только на интересующую ее тему. По жизни же ее вообще нередко принимали за умственно отсталую или немую. Ну впрямь, идёт. бывало, она по улице с матерью или отцом, а то и с ними двумя сразу. Те ей постоянно: «ду-ду-ду, ду-ду-ду» – а она молчит, только кивает, в лучшем случае издаёт звуки, угУкающие или нЕкающие, смотря по ситуации. Впрочем, некоторые посторонние даже завидовали: «Хорошо же, когда ребёнок такой, ну, по-теперешнему, особенный. Навсегда с тобой останется. И делать можно с ним, что хочешь. И все приказы выполняет, не перечит. И благодарен, что кормют-пОют… И не сделает, чего не так – мозгов не хватит. И драть, наверно, не так часто приходится, нет? Не то, что моя – поймала мужика да взамуж усвистела. Ладно еще в подоле не принесла, а то у людей-то у людей… А другие опять от своих родимых деток никак внуков не добьются… Страшное дело. Сексуальная революция, тудЫ ее пердЫ, мало что ли нам было обычной? Что значит, 70 лет назад – вам, вот лично вам! – вам мало, да? И это еще разобраться надо, почему это вам мало»…
Что думала и как планировала свое будущее Ксюха, Вовик не знал. Она вообще в классе не только ни с кем не дружила (с ним тем более, считая его слабаком), но и не общалась. Вся ее – несомненно, активная и насыщенная интеллектуальная и эмоциональная жизнь (сказать бы, и духовная, но это словечко уже в те времена словно в грязи извалялось. Тогда много всяких слов в грязи извалялось…) - протекала где-то за пределами школы. Вовик мог только догадываться, что она мечтает так или иначе вырваться из этого болота. Иначе зачем так выкладываться? Он ведь тоже мечтал. Затем и решился участвовать в престижном конкурсе «Шаг в будущее» [далее начинается реальная история - С.М.]. И даже занял первое место на городском этапе его, с работой о силе и частотном диапазоне городских звуков, и соответствующем воздействии их на здоровье горожан: трамвай столько-то децибел, сирена скорой помощи старого образца столько-то, нового образца («крякалка» пресловутая – тогда они только появились) меньше, и диапазон более благоприятный… Колокола церкви от стольки-то до стольки-то децибел. Были названы реальные промеры всех городских и пригородных церквей, и выходило, что их присутствие даже вреднее, чем непрерывно работающие динамики «музыкальных ларьков» и мегафонные вопли магазинных рекламщиков… Но вот как раз это, в свете возрождающейся духовности кое-кому не понравилось. Даже в то время - тогда она же и не разгулялась еще по-настоящему. В результате, через несколько дней после своей триумфальной победы Вовик был зверски избит. Его подкараулили по пути из школы домой через «Старую деревню». Это была единственная дорога к новостройкам на окраине, в одной из которых, и одним из последних, получил еще «халявную совковую квартирку» его отец, инженер-технолог одного из заводов.
…Надо было видеть, как суетились вокруг Вовика шестеро самых рьяных одноклассников: «Лопарь, отзынь, я щас его по хребтине, по хребтине, арматуриной, чтоб знал, чтоб чуйствовал, выскочка такой-сякой! Мы народ простой, у нас не забалУешь!» - «Чугун, давай ему лучше лафины вынем, я вилку из дому прихватил!» - «Не-е, Огурец, это лучше на десерт! - Грабки бы ему растоптовАнить, грабки, а то ишь расписАлся!» - «А как думаешь, Хрюн, выполнит Мымра, чего обещала?» - «Пусть только заартачится, мы ее живо куда следует!».
Так Вовик узнал, кто был заказчиком содеянного с ним. Понимал и почему. Училка по русскому и литературе была горячей сторонницей перестройки и «рыночка, который всё порешает». Ибо она происходила из раскулаченных, и под этим соусом выхлопотала себе льготы репрессированной…. Хотя год ее рождения был 1974, когда не только Сталина, а уж и Хруща свинячьего в помине не было. Ну и тут – пообещала, небось, тройки им в четверти, они и того… Позднее Вовик - впрочем, нет, уже профессор Вульпиус – вспоминал, что его почему-то это совершенно не удивило. То ли от дикой боли не до того было, а то ли он тогда уже успел усвоить: при «новом порядке» всё продаётся и всё покупается, и на этом (да еще на страхе) такой порядок и держится.
Не лишился глаз он только потому, что в этот момент тёмное пространство улицы пронизал визгливый бабский голос: «Эй, пащёнки-большевичонки, чё делаети-и-и? Перед моим приватным домом улицу да кровишшей поганити-и-и? А дворник запи-и-ил? Кто убирать-то будеть? А вот ить щас менты едуть, да на вас все глухари и свесють! Ох, и и свесю-ю-ють!»
И точно – совсем вблизи послышалось курлыканье ментовской лайбы. По краям дороги высились не просто сугробы, а более чем метровые снеговые стены – недавно прошел снегоочиститель. Оставалось только вперед, по дороге. Двое – Огурец с Чугуном - так и поступили. Ну и зря! По-быстрому высадив своих двоих (Как сказать-то? Какое слово для них найти? Ну пусть будет «сослуживцев») – водитель и еще кто-то, сидевший с ним рядом – азартно погнались за беглецами. Их полевАли [местное слово, означающее погоню, травлю на охоте – С.М.] как зайцев – в свете фар, под вой перебудившей весь посёлок сирены… Дыхалка у Чугуна всегда была неважная, еще бы, лет с семи он уже курил, да и выпивать рано начал вместе с папаней, и простужаться любил – чтоб в школу не таскаться, чего в ней нормальному пацану делать-то? Поэтому он вскоре упал. Хотя и тут повезло дураку, ментовская лайба его и не очень задавила. Подумаешь, одну ногу только растрУщила, зато в армию не идти, нищенская карьера открывалась, опять же. В том, ныне далёком, девяностом, это было не так уж мало…
А что случилось с Огурцом – чёрт его знает?… То ли помутился рассудок от душераздирающего вопля приятеля. То ли ужас был так силён, что хотелось немедленно его прекратить, любым способом. То ли перестроечная «свобода» взыграла, как крепкое пузырчатое местное пиво. А то ли что-то этакое проснулось в нем, в правнуке уважаемого фронтовика-сталинградца (нет-нет, не подумайте чего! - рядового пехотинца, а затем всю жизнь тракториста). Но он неожиданно остановился, повернулся, и, потрясая кулаками, с криком: «Да будьте вы прОкляты, враги народа!» - сделал несколько шагов навстречу ментовской лайбе. Всё закончилось мгновенно… вот только хоронить пришлось родителям его в закрытом гробу, продав ордена того самого прадеда. Больше взять денег было неоткуда, мать потеряла работу, а судимый отец уже отчаялся хоть где-то устроиться… И гроб был обит красным. И к крышке отец снаружи собственноручно приколотил гвОздиками две красных гвоздИки. Искусственные, конечно – на какие шиши бы он купил живые, на наших северАх-то? И гвардейской лентой повил (тогда еще никто не именовал таковую георгиевской, даже помИну такого не было) - от своей бескозырки, срочную же на флоте служил, - эх времечко было! Вернее, половинкой этой ленты.
С тех пор в этой семье память старшего сына Гришки хранилась наравне с памятью его прадеда. И фотография его, украшенная другой половинкой той же ленты, всегда висела в красном углу вместо икон. И с гордостью рассказывали о нем всем, кто об этом спрашивал. «Погиб в девяностом, сражаясь с продажными ментами. А ведь всего-то 14 лет ему только сравнялось»… И ставший дальнобойщиком отец (почтил его очередной работодатель за героя-сына) пару раз ездил потом в Москву, аккурат подгадывая к годовщине «Черного Октября», и нес портрет «сынка-героя». А рядом родители Кости Калинина, Нади Петуховой, Сережи Кудрявцева… Выходило нечто подобное тому, как собирается нынче «Бессмертный полк». Но только подобное, конечно. Иные люди туда собирались, иные слова говорили, да и понимали друг друга больше.
[но это еще не конец]

_________________
Пока нас окружает ложь, в этом мире возможно всё. Значит, и для нас нет ничего невозможного

На героических примерах таковых воспитался второй из детей, Мишка, мастер на лесозаводе, непримиримый рабочий лидер… Перед сАмой забастовкой попал в пилораму – говорят, несчастный случай… Но рабочие же всё понимали. И потому бастовать не рискнули... [здесь реальная история временно прерывается]
- Это просто чудо, что МЫ тогда успели, - снова вслух подумал Вульпиус, - Хорошо, что там, где надо, были свои люди. Тело его, конечно, тоже ныне тлеет в могиле, и второе фото на стене у родителей украшено уже бесплатной лентой с 9 мая. Но личность спасти удалось. Ну правда, Протей, чтО бы мы без тебя делали? Если бы ты еще временами не забывался… Но уж лучше так, чем вообще никак [здесь реальная история вновь продолжается].
Про третьего в той семье, Сережку, всякие слухи ходили. По этому поводу местная сумасшедшая даже (правда гораздо позже) накропала донос, что он связан аж с самОй «Белой стрелой». Но доказать не удалось ничего, и местные ментухаи с наслаждением ее отдемократили (резиновыми дубинками, «демократизаторами», то есть, отмолотили), что называется, «в аппетит».
Да она еще и «ребилитючка», у её, сцуко, льготы, наверняка немеренные. Так вот, чтоб впредь этой жирующей льготнице неповадно было вякать на стражей закона - повесили на нее одну свеженькую магазинную кражу, да вприплюс, нападение на местною знаменитость из «Казачьего союза». Ну, это у которого при входе в магазин нос был сломан мощнейшим ударом, как молотком, да еще, пока он между дверей там валялся, кто-то у него шашечку спёр с нагаечкой, и в довершение кошмара сметану на шаровары ему вылил - да еще какую качественную, и кто это так зажрался, такие бабосы выкинул?… Но хоть настоящую виновницу такого ужасного большевичества перестали искать. А найти-то было проще простого, если думать головой…
Но это если бы кто бы из ментов думал головой… Вот и в том, давнем уже к тому времени, случае с Вовиком, они даже скорую вызвать не подумали – так увлеченно винтили, и азартно «демократизировали» сдавшихся перепуганных и уже не могущих сопротивляться хулиганов (наручников тогда еще тогда не завезли, но пластиковые «хомуты» - тоже вещь). Впрочем...
- Петро, ты видел? Вроде один слинял?
- Не беда, у остальных выбьем!
Кто-то из задержанных – вроде, Хрюн - аки самоотверженный заяц, тут же гордо задвинул про «воровскую честь», но даже это не повысило его самооценку, ибо непонятно откуда грохнул выстрел. Думая, что вконец оборзевшие менты стреляют в них, задержанные мгновенно попАдали носом в снег. Но и бравые защитники нового правопорядка, тоже, почти синхронно, уткнулись мордАсами в снег – ведь неизвестно, сколько еще подельников может оказаться у этих малолетних гавкунишек? Пацанва на добычу ходит, взрослые ждут рядом. обычное дело…
- Отомрите! Я вам вашу добычу привела, и великодушно дарю! – раздался над ними поразительно спокойный девчоночий голос. Ксюха картинно отдувала дымок от дула двуствольного обреза. Рядом с ней, на подозрительно желтеющем в известном месте снегу, валялся последний из хулиганов, сбежавший было Лопарь. В отличие от остальных, он всё-таки сумел вскочить на высоченную снежную боковину, туда, где начиналась протоптанная тропинка. Однако тоже далеко не убежал: в живот ему уперлось дуло обреза.
- Не булькай, драпандец! Стреляю без предупреждения и без промаха! (конечно, какой там промах с десятка сантиметров, но уж очень хотелось пофорсить фразой из горячо любимого фильма).
- О-о, Дешевуха нарисовалась, с мешалкой такой же старомодной, как ее трусы. Дык ее ить разорвёт от собачьей старости.
- Значит, погибнем вместе, - пожала плечами Ксюха, и что-то, даже не в ее устало-спокойном голосе, и не в привычном пожатии плеч, а в грустной усмешке (которой она раньше себе никогда не позволяла) вполне убедило Лопаря, что эта стерва пойдёт до конца. Но ей было мало еще и этого – вот и пальнула в воздух. А потом еще и поглумилась над его неприятностью: "Ой, а чего это с тобой? Я же тебя еще за нос не кусала?"
Она веселилась как могла. Она наконец могла себе позволить жить в полную силу - ибо понимала, что теперь осталось уже недолго. Того, что она уже совершила, здешнее «обчество» ей не простит, она это знала. У малолетних бандитов были и отцы, и братья, и взрослые дружки, а потому терять ей было нечего.
Это ей обещали и надрывные матерно-угрожающие крики пришедшего в себя Чугуна. Скорая по тому времени была еще старая «прибалтийский» РАФ, а там, как известно, два носилочных места. Вот медики, сначала увидев на дороге именно Чугуна, в луже крови, его и подобрали. И уже готовились объяснить присутствующим здесь представителям "нового порядка" свои действия медицинской клятвой (Кто сказал «Гиппократа»? Текст не тот, да и по духу клятва у них была другая). СамИм им, конечно, могло думаться, что они, как легендарный доктор Клумов, так вносят свой вклад в борьбу против захватчиков своей страны. Тем более, пришедшие следом за новой властью, «хозяева нового порядка» позволяли себе всё: хамить врачам, лАпать медсестёр, разбить лицо заслуженной санитарке – сама виновата, чего припёрлась, старая и морщинистая – не могли какую попрезентабельнее прислать? - ведь каждый правильный пацан достоин лучшего… Но кто знает, может быть, эта странная и безнадёжная вера, что «наши еще придут, надо только продержаться достойно» и помогла многим выстоять тогда – по крайней мере, не спиться, не оскотиниться, не покончить с собой. Как, в свое время, такими надеждами держались и простые жители оккупированных территорий – этого не могла отрицать даже записавшая их воспоминания, присудыркивающая любой власти мадам Нелюксовревич (о-о, а как она воспевала когда-то Феликса Эдмундыча!).
Так что, пока помощь наконец-то подоспела и к Вовику, Чугун, заботливо обколотый еще имевшимся тогда обезболивающим и обкормленный транквилизатором, заткнулся и только глазами хлопал. Очень вовремя, чтобы Ксюха (только что, под прицелом трех пистолетов отдав заветный обрез ментухаям) осмелилась попросить врачиху: «Подождите минутку, а? Мы простимся».
И, после секундного раздумья («Куда же поцеловать-то? – в лоб нельзя, это как покойника. В губы – он может этого не оценить, я же никогда ему не нравилась? Решено, в щёчку, как брата. Мы же и впрямь, собратья по несчастью») - поцеловала Вовика в ту щёку, которая оказалась ближе. И, не сдержавшись, всхлипнула.
- Не надо… Запомнись мне такой, как всегда. Веселой и храброй… как… - Вовик на секунду осекся. Ведь он не мог знать, кто нравится ей, и сказочные да фантастические персонажи тут не годились, не та была минута. Но наконец нашелся, - Как наши славные «ночные ведьмы»…
Она мысленно одобрила. И тут же смахнула слёзы - как-то так, что почудилось даже, словно козырнула. И выпрямилась – при её тогдашнем росте потолок машины это позволял. И, уже, ища как открывается дверь («Да справа, справа, дурёха, это ж-те не такси – преувеличенно громко и неожиданно зло рявкнул при этом санитар) вдруг обернулась и проговорила, негромко, но очень отчетливо: «А ты живи! Слышишь, живи! Назло им всем! Я тебя не прошу! Я тебе приказываю… ну, как те ночные ведьмы»…
- Вот что значат наши русские женщины.. - разнеженно вздохнул водитель.
- Она не русская, а пермяцкая! - неожиданно низким, хриплым голосом, как у взрослого мужика, рявкнул Вовочка, которому в этой фразе и в этом вздохе почудилось что-то нехорошее. ЧтО именно - он бы не мог сформулировать. Но определенно, что-то нехорошее.
Хотя Ксюха этого уже не оценила. Рывком открыв дверь, она спрыгнула на дорогу, готовая ко всему. Но (как видно пресытившись добычей, - мысленно пошутила она) представители нового порядка уже убрались. В их "собачьей будке" и правда было под завязку - четверых же зацапали. А делить успех с другими они не желали
До ближайшей тропинки пришлось еще немного брести по обочине. И, в нарушение правил движения, не по требуемой стороне. Тем более что время было тёмное, во всех смыслах. Но ведь ей уже ничего не было страшно, и словно устыдясь своей недавней слабости, в такт шагам она запела любимое «Пока я ходить умею, пока глядеть я умею, пока я дышать умею, я буду идти вперед»… А потом прыжком взяла немалую высоту сугроба и зашагала уже по тропинке, продолжая напевать: "И пламя берёшь рукою"...
Эту песню любил дед, старый чекист. И этот обрез он конфисковал когда-то у местного кулака Муртазы – правда, тот больше только так, угрожал со страху. А и пальнул, наконец, так разве ж такими трясущимися и слабыми, с непривычки к любому труду, лапами точно попасть можно? Руку только и задел тогда - дед даже тогда это и в протокол записывать не стал - царапина же, еще засмеют товарищи… Но дед умер совсем недавно когда на экранах торжествующе бормотал гарант-то наш, тощей заморённой хрюшкой визжала Нехренжакова, и дрессированным тараканом скакал Попосян. Так что Ксения Правдина – такова была ее фамилия, тоже составлявшая повод для гордости (хотя и для смутного сомнения, не придумал ли ее себе тот же дед – бывало тогда такое) – считала себя полноправной наследницей этого оружия. Взятого в бою, принятого от умирающего воина, но соответственно, и предназначенного для боя. А тут ей как раз недавно шепнули, что один из старшеклассников, Эдик, решил «лишить её иллюзий, всяких там чистеньких же надо наказывать жОстко, ибо нефиг! Не совдепия же теперь какая, кончилась лафА лоховская». Сомнений в правдивости слухов не было. Недавно в школе уже было несколько таких случаев, и только два, смертельных, дошло до суда. Остальные боялись – не вышло бы еще хуже. Так что Ксюхе оставалось только вытащить из тайника на чердаке старый обрез, и подготовить его к возможной последней битве. С боеприпасами проблем не было. В здешнем краю же каждый второй – охотник, а уж обращаться с оружием умеют практически все желающие. Ну, и таскала с собой, ведь кто заглянет в портфель отличницы? Важно было его нигде и ни на минуту не оставлять, а то однокласснички… мало ли? По счастью, система уроков кабинетная …
… «Не думай, что всё пропели, что грозы все отгремели»… так же напевала она, выходя из зала суда, где давала свидетельские показания (Вовик же, скорчившись в своей первой в жизни, казённой инвалидной коляске, только монотонно повторял: «Я не помню, ничего не помню. Мне было больно, и меня очень много били по голове» - таким вот он был тогда). «Я увидела, как бьют моего одноклассника Лисицына, известная банда моих одноклассников - и перечислила их имена и фамилии - Тут я побежала к телефону-автомату. К счастью, его как раз накануне починили. Денег у меня не было, но «ноль два» набирается без монеты. Вернувшись, я увидела, что Огурцов собирается выколоть потерпевшему Лисицыну вилкой глаза. Я достала из портфеля обрез и выстрелила в воздух. - А откуда у меня обрез? – Ну-у, думать надо, в какой семье только и мог он столько лет бережно храниться?» («Деда, ну что ты? Я же не предаю тебя, я родаков подставлять не могу, а ЭТИ всё поймут не по-нашему, а по-перестроечному. "И это – хорошо!" - как любил ты говорить»)… И зачем она носила обрез с собой, тоже сказала правду. Судья при этом так и подпрыгнула – город маленький, суд один [это позже понавтыкали, на каждый из районов - не справляться стали - С.М.], и здесь так недавно слушалось дело об убийствах девочек из той же школы. Из разных классов, даже параллелей. У одной свёрнута шея, у другой причиной смерти было удушение руками. И ведь действительно, объединяло их то, что они хорошо учились – об этом выкрикивали несчастные матери на суде. Хотя их об этом никто и не спрашивал…
Но тогда подсудимый молчал, только раскачивался взад-вперед, да плакал – это надо же, здоровенный мужик, хоть и скособоченный какой-то, всё руку на боку держал. Зато сегодняшние, с отчаянием нашкодивших ребятишек, всё повторяли, и повторяли, и повторяли, что наглого отличника им заказала Мымра Патлатая… ну, то есть, Майя Пантелеевна… Родители потрясённо молчали, боясь, не вышло бы еще хуже. Одна лишь мать Лопаря, мелко тряся головой, повторяла: «Что же ты наделал? Я же ничего не знала… И прОдался, надо же, кому прОдался? Кулачьему отродью? И за что – за тройку жалкую? Первый раз двойки в четверти таскал, что ли? Одно слово, отродье ты неизвестного отца… Меня же тоже как-то… это… после танцев в Саду железнодорожников… это… того… Огласки побоялась, как же.. А того не догадалась, чтоб еще в пеленках тебя придушить. Может, родила бы еще от порядочного человека да кто возьмёт с таким прицепом?»
Но ни ее, ни их никто словно не услышал. Ни судья, ни народные заседатели… даже из стенограммы всё это куда-то пропало. "Никто как боженька, вестимо", - утешал тогда истерически ревущую маманю Чугуна местный батюшка…
Всего дальнейшего отважная Ксюха уже не узнала. Тем же вечером, после суда, она бесследно исчезла. [и это всё, что в реале я о ней знаю. Но реальная история продолжается - С.М.]
Эдик на суде, бахвалясь, похвастался еще восемью эпизодами. Назвал всех своих жертв поимённо и по школьным кличкам, подробно расписав свои «подвиги», и особо подчеркнув, что «Остальные шкуры оказались умнее. И за своё чистенькое поведение винились, и меня за честь благодарили, что их я… это самое… Я, новый свободный человек, пахнущий духом эпохи, а не какой очкарик занюханный. И делали всё, что скажу, – и снова потоком лились омерзительные подробности, которые он смаковал, аж причмокивал (наверно, именно поэтому его мать затем получила прозвище "Мать Гайдарыша". - Такова теперешняя правильная жизнь: если ты по жизни правильный пацан – всё твоё. А если терпила и кефиром давишься – так слушайся, и всё будет катапуси. А значит, они еще не безнадёжны для нашего свободного общества. Безнадёжных я отфильтровал» [Цитата верна. В газетах тогда писали]… Кстати. всё подтвердилось. А следователя по прежнему этому делу вскоре нашли застрелившимся левой рукой двумя пулями в висок, и перед смертью вылакавшим без закуски «пол-кило» дорогущего коньяку (только почему-то с лошадиной дозой клоделина, да и то - сначала пил из рюмки, а остальное из горлА, половину пролив на себя) Но кто об этом хотел тогда думать? Разумеется совесть угрызла мерзавца-анлроповца, как же иначе? Да и то, каждый бы тогда, перед смертью, выжрал и сожрал всё, что можно – чего ж добру-то пропадать, а сытым-пьяным и помирать веселее! Такое было тогда время.
А вскоре вышел на свободу тот, кто был арестован и на основании полученных этим следаком признательных показаний, уже сидел за изнасилование и убийство тех двух школьниц. Вот только ненадолго - боженька наказал, не иначе, за гнев и уныние? Вскоре, в больничной палате, когда совсем отказали почки, а аппарат диализа не мог работать из-за веерных «чубайсовских» отключений электроэнергии, прозвучали его последние слова: «Может, и к лучшему. Хоть усну без кошмаров… я так устал от них… от всего устал… спокойной всем вечной ночи»… И такое в гробу у него было счастливое и благостное лицо, что любо-дорого посмотреть. Небось, сразу в царствие небесное угодил, главный ад на земле переживши...
[но и это еще не конец]

_________________
Пока нас окружает ложь, в этом мире возможно всё. Значит, и для нас нет ничего невозможного

Но ведь справедливость всё-таки восторжествовала, не так ли? Опять же, и семье утешение и радость, что нет отныне у них в роду судимого по позорной статье, а значит, и сами на государственную службу поступить могут. Россиюшка же многострадальная, наконец, стала страной равных возможностей! Вот уже и градоначатьник распорядился, сыновей-близнецов оправданного устроить в кадетский корпус, а дочку в первый в окрУге семейный православный детский дом. Святой человек был градоначальник, истинно святой. И за что бы это его потом не просто отстранили, а посадили? Рептилоиды постарались, не иначе.
Судья также получила свою порцию газетных похвал, как «пример нового, освежающего веяния - свободной, патриотично беспощадной и ведОмой неуклонно идеями гласности гражданки, разоблачившей затаившегося последыша проклятого тоталитарного режима» [это цитата из статьи, которой журналист П…нин снискал свою первую славу. Это уже потом у него появится псевдоним «Быкодоров», и еще далеко впереди его «главный полдень» - сброшенный из воинского эшелона в попавшееся по пути болото таинственный мешок, принятый за злостно сокрытое химическое оружие. Ни до, ни после того местные жители так не смеялись!]… Эдик же, с гордой перестроечной ухмылкой, шагнул в камеру, где целая компания разнокалиберных уголовников встретила его блаженным ржанием и комментариями известного сорта, и называли почему-то Марухой…
Ну, а Вовику отныне «идти вперед» оставалось только в переносном смысле. На следующий этап конкурса «Шаг в будущее» отец вёз его на инвалидной коляске. Немало пришлось заплатить за «погрузку» в самолёт – никаким другим видом транспорта это было тем более невозможно. Да и на месте… На это ушли все семейные сбережения, пришлось продать и некоторые семейные вещи, из –за чего – обычно всегда такая позитивная - закатила истерику мать: «Ты что творишь, тупой варвар, фанатик идеи? Ты уже испортил ему жизнь, дав ему такое имя. То ли дело было бы Модест, как предлагала я – ведь имя определяет судьбу человека на небесах. А теперь ты разоряешь нас, потакая его дурости. От которой он уже пострадал, да еще и на нас бросил тень. Ведь неизвестно, что ждет нас дальше? Может быть, уже завтра придут и за нами?» - «Анюта, что ты? Опомнись! У нашего мальчика светлая голова, и нужно пойти на любые жертвы, лишь бы он нашел свою дорогу в жизни!» -«Ну и целуйся со своим уродом, весь в тебя! А мне ты надоел! И это безмозглый заучка надоел! Развод! Завтра же! Меня давно уже мой бывший одноклассник к себе приглашает! Эту халупу можешь оставить себе, но свои ключи я возьму. Может быть, зайду когда-нибудь, хлебушка с селёдкой вам подать на бедность»…
Вскоре старо-новый друг Васяся Шепелявый (дурак он, что ли, становиться ее мужем?) проиграл ее в карты своему приятелю Толяну, горделиво порекомендовав: «Она и на рояле умеет… Нет, играть на нем она тоже умеет, музыкантша она у меня»…. Тот, когда появилась возможность взять помоложе, продал ее Коляну – ведь после известного фильма модно стало любовницей музыкантшу иметь… тот еще кому-то подарил, по пьяни… В общем, через несколько лет вокзальная попрошайка (проституткой она быть уже не могла) по кличке Горбушка… Нет-нет, не бросилась под поезд., а, предварительно умывшись, накрасившись, одевшись в чистое и подзакусив жареной куриной ножкой с куском батона из муки первого сорта (так ведь как раз в этот день у какой-то пассажирки беспризорники спёрли чемодан, да шмотки там оказались чисто дешманские, а жратва лоховская), на шелковом шарфе, также опознанном как украденный вместе с тем же чемоданом, повесилась в вокзальном туалете. Хотя справедливости ради надо сказать, что в платный туалет, для пассажиров который, ее бы в ее обычном виде и не пустили – а так хоть за дачницу приняли… В рабочем же уличном нужнике, который за багажными кассами – и тогда и сейчас – водопровода нет, а соответственно, и трубы водопроводной. Да и ни на чем другом там просто невозможно. Разве что на входной двери? Так опять же народ постоянно шастает туды-сюды, туды-сюды…. Ах да, насчет курятины и батона. Так ведь судебно-медицинское вскрытие обязательно даже для такой шелупони…
Каким-то чудом Вовик победил и на столичном конкурсе - очень «в тему» показался членам жюри оцененный им шум заводов, поездов, портовых механизмов. И особенно танкового полигона местной воинской части, а также учебного аэродрома военно-авиационного училища. Абзац про колокола, правда, отец посоветовал убрать – мало ли? Хотя, вручая приз (импортную фотокамеру) председатель жюри сладко улыбаясь, заметил: «Заочного обучения ваша специальность не предусматривает, но мы будем очень рады, что ряды наших студентов пополнятся не просто самым юным, за все годы, победителем, но и… э-э… первым человеком с ограниченными возможностями. Что еще больше упрочит имидж нашего университета»… «Но мне еще два года в школе учиться», - осмелился сказать Вовик. Улыбка ведущего стала еще слаще: «Так вы не вундеркинд? Мы, признаться, думали, что у вас уже аттестат зрелости скоро будет на руках? Что ж, это даёт шанс занявшему второе место. Но будем надеяться, что за это время вы победите еще раз, и получите такое право вновь».
- Ничего, - утешал его папа, - зато, пользуясь случаем, мы посетим хорошие клиники, каких нет в нашем городе. Иначе бы мы сюда не выбрались, верно?
Но и там им не сказали ничего утешительного. Не давали гарантии на подобные случаи и зарубежные клиники – уж сколько отец ни обивал пороги иностранных посольств, прося, умоляя, разве что не валяясь в ногах даже у швейцаров… О том же, что лечение в любом случае будет платным, он еще не думал - не привыкли тогда к этому люди, и заграница казалась им раем...
- Ничего, ничего – шептал он Вовику вечерами, - Есть еще надежда. Метод Хрикуля. Другое прочее. Народные целители. Всё попробуем. Не надо терять надежды. Никогда не надо терять надежды. В крайнем случае продадим квартиру. Проживём как-нибудь…
Но, вернувшись домой, они с изумлением увидели, что ключи не подходят. Кто-то уже поменял замки. Но почему?
- А то я бы даром взял твою, лох, жирную корову? – усмехнулся Васяся Шепелявый, развалясь в его же кресле. -Да я тебя и от спиногрыза заодно освободить могу, по доброте душевной. Тебе он головняк лишний, мне же прямая выгода. Сейчас на уродов куда как большой спрос. Будет достаточно собирать бабла - будет сыт и спать в тепле. Ну, а нет – обещаю, мы его не больно зарежем. Очень уж я люблю интеллигентов. Вымирающий вид, так сказать…
- Нет-нет, мы сейчас уйдем, - отец в последний раз окинул взглядом бывшую когда-то своей квартиру. Вся мебель еще стояла не местах. Не было только книжного шкафа со всем содержимым – зачем это барахло новым хозяевам. А что там были издания по-настоящему ценные и редкие – так это им и невдомёк. Ну и пусть. Не всё ли теперь равно? Мусорные баки уже опустошены, - это он точно заметил, подъезжая сюда на такси. И может, это произошло даже не сегодня. И шкафа не видно было – наверняка, кто-то уже себе прибрал. Хороший был шкаф, дубовый, кому-то пригодится…
Почему-то сейчас, уже на лестничной клетке, когда на спине висел сын, а возле перил стояла купленная на последние деньги складная импортная коляска, больше всего заботил вопрос – сына или коляску выносить сначала? Сюда он первой внёс коляску – Вовик ждал на скамейке… Да и вдруг эти мерзавцы исполнят свою последнюю угрозу? Решено
И похоже, он оказался прав. Примерно на полпути пути его слух как-то отрешенно воспринял металлический звук, а затем дикий, исступлённый ржач и непечатные комментарии. Открыв дверь подъезда, он понял, что не ошибся. На асфальте валялось то что еще несколько минут назад было хорошей, добротной коляской. А когда, наконец, кое-как устроил странно безразличного Вовика на скамейке, на асфальте прямо перед ними взорвалась, как бомба, брошенная банка с вареньем «Ах да, наши запасы на зиму, из ящика на балконе… Теперь уже не наши… И балкон не наш.. Впрочем, не всё ли равно теперь, по сравнению с тем, что мы потеряли?»
А развеселившиеся мерзавцы метали уже прицельно, но всё никак не могли попасть в голову ни тому, ни другому. Только в плечо отцу один раз попали. «Так судя по всему перелом ключицы.. Эти симптомы нам когда-то давали по гражданской обороне… Ах, да не всё ли теперь равно? На улице достаточно холодно, и мы скоро»… Но и додумать мысль ему не дали.
- Что ж ты, сука, так мало заготовил, мы только во вкус вошли. А картошкой кидаться неинтересно… заржал Васяся и ушел в квартиру – наверное, придумывать новую забаву.
- Ничего, ничего, Волька, скоро уже никогда не будет ни страшно, ни больно…
Приятный успокоительный сон накатывал, и сквозь него порывался только голос сына, почему-то (хотя, казалось бы, он всегда был поборником точных наук) с очень точными интонациями читавшего:
- За далёкие пригорки
Уходил сраженья жар…
- Андрей Михалыч, это вы? – Что это? Ах да, соседка, - А мы уж думали, вы в Москву переехали, навовсе? Тут без вас из телецентра приходили, вас искали, записочку оставили.
- Кто? Зачем? – как-то вяло спросил отец.
- Да насчет сыночка вашего. Вундеркинд же! Интервью. Вот и визитку оставили. Сама Ольга Собакина вами интересуется шутка ли?
- Ах да, да. Это, возможно, сейчас очень кстати. Но как позвонить? Я же не могу его оставить здесь, сейчас.
- Так разлюбезное дело! Я к себе подымусь, и позвоню. Скажу, приехали, ждут с нетерпеньем у старой своей квартиры, на лавочке. Хорошо, что вы тут. Будут хоть точно знать, где вас искать.
Ждать пришлось долго. По крайней мере рука совершенно занемела и уже ничего не чувствовала. Но ведь и дискомфорта больше не причиняла, не так ли. А Вовик, тем временем, читал уже другое:
«Метель ревет, как седой исполин,
Вторые сутки не утихая»…
Он не успел проговорить только две последних строчки, когда у въезда во двор появилась машина телецентра, и только что прибывшая Ольга Собакина начала командовать:
- Ох, и свинарник тут! Ясно дело, совковые привычки жильцов. Надо бы переместиться куда-нибудь поприличнее… Хотя бы вот сюда, на детскую площадку. Гримёрша, скорее, придайте мальчику надлежащий вид. Папаша, уйдите из кадра, вы нам не нужны. В центре внимания наш герой, наш победитель! Вовочка, скажи пожалуйста, что ты сейчас чувствуешь?
- Радость! Чистую радость от того, как много я пережил, и как много понял! – с непередаваемой улыбкой произнес Вовочка, и его высокий ясный лоб покрылся при этом морщинками – у сорокалетнего отца, и то таких не было.
- А чего бы ты сейчас хотел?
- Больше всего я хотел бы куда-нибудь уехать из этой помойки. И стать известным ученым. И изобрести какую-нибудь бомбу, или ракету. И она бы так сюда дамбалЫзнула, чтоб больше ничего не осталось. Ни дома, который я потерял. Ни мамаши-предательницы. Ни школы, где меня унижали, и наконец, искалечили. Ни новых русских. И ничего другого. И ни тебя, макака ты крашеная. Поняли? А?
- Перезанимался бедный мальчик, бывает. – попыталась погладить его по голове Собакина. Но Вовик как мог, отстранился и спокойно, как-то очень по-взрослому произнес:
- Не-ет, я не с ума сошел. Я только сейчас в ум пришел. Жаль, что поздно я это понял. Но я рад, что всё это понял.
Да, только сейчас он понял, чтО чувствовала Ксюха (которую он так и не успел ни разу вслух назвать Ксанкой) в те недолгие их минуты прощания в машине. И там, на суде. Она уже не чувствовала страха. А что может быть страшнее, чем человек, перешагнувший свой страх? Теперь и он это знал. И рад был, что хоть это успел понять. И уже не боялся смерти. Потому и последние свои часы решил потратить с толком. Им же с папой никогда не хватало времени пообщаться как следует…
- А знаешь, папа, я вот тут думал, неверно это, что все такие выходки новых русских называют пиром во время чумы. И у Александра Сергеевича – нет ведь, не так. Вспомни, и ты сам это поймёшь. Да и Кола Брюньон – другая страна, другое время. сословие даже другое - а суть та же. Пир во время чумы для них - это для разгула собраться, не напиться, не себя одурманить. А победить свой страх и смеяться над ним, и петь, и плясать - чтобы победить! Пусть, даже умереть, но всё равно победить. Болезнь. Невзгоды. Горечь потерь. Отчаяние предательства. Себя победить! Вот что главное.
… И они всё говорили, говорили, и спорили, спорили, как никогда не случалось прежде. И узнавали друг о друге то, что за все эти годы не знали, живя рядом.
Ах да! Репортаж по местному телевидению прошел, но в захлестнувших голубые (хотя кое у кого уже и цветные тогда) экраны потоках чернухи он никакого особого действия не имел… Даже ни одного письма в редакцию не пришло. Наверное, если кто и возмутился, то счёл, что это уже бесполезно, да и как кабы чего не вышло хуже. А кто обрадовался - наверное, решил, что и все другие обрадовались – рынок, свобода, как же иначе? - и потому его голос только бесполезно затеряется в шуме других, так зачем тратить время, силы и деньги (на конверт, в смысле).
...Уже глубокой ночью в соседний подъезд приехали медики скорой помощи. Кому-то стало плохо с сердцем от продолжающегося шума-гама в новой Васясиной квартире. А что могли медики? - только пару уколов сделать, лекарств уже не хватало. Злости тоже не хватало, таких вызовов тогда было много. Когда, наконец, они вышли на улицу, вдруг услышали умоляющее: «Помогите, папе плохо! И давно уже. А я ничего не могу, я инвалид!» Подобрали обоих - чтобы хотя бы как-то обогрелись, да подкормились больничной бурдой, люди же всё-таки...
Андрею Михайловичу повезло по поводу перелома ключицы его удалось прооперировать даже по квоте (то есть, бесплатно, для особо неимущих). Находясь на стационарном лечении он всё строчил письма в иностранные организации, в посольства, еще куда-то. Но безуспешно - вундеркиндов да "особенных детей" там и своих хватало, так будет ли кто тратить средства на существо из дикой, холодной и страшной страны? Сотрудники детского отделения приютили и Вовочку, хотя такого интервью ему простить не могли. Поэтому обращались с ним как с бомжонком, хотя таковым он, в сущности, и был. Он принимал это с тихим смущением. Хотя иногда на него что-то находило, и он начинал выкрикивать: "А я не жалею. Я ни о чем не жалею. Я сказал правду. А правда не может быть плохой и хорошей, она - правда".
Оба были выписаны в удовлетворительном состоянии. Диагноз же и прогноз у Вовочки только подтвердился (да такие операции очень сложны, дороги и с непредсказуемым результатом и ныне). За это время ему нашли старую, российскую, но весьма сносную коляску. Как раз недавно покончил с собой другой инвалид-подросток (оставшись один дома, влез на кухонный стол и выбросился в окно), и его родители спешно избавлялись от всего связанного с ним.
Примерно через полгода, почему-то на кафедру травматологии, а не в адрес непосредственно стационара, пришло письмо, где Андрей Михайлович с радостью извещал, будто бы их согласилась принять Венесуэла.

...А я ужинать. Жрать же охота, как моему тотемному зверю!

_________________
Пока нас окружает ложь, в этом мире возможно всё. Значит, и для нас нет ничего невозможного

Больше мне о них в реале ничего не известно. Я изложил здесь всё, как это было и как осталось в моих записях, со всеми событиями, сколь бы ни были они фантасмагоричными, и прямой речью, устной и письменной, сколь бы дико и коряво она ни звучала. Всё, что видел и слышал сам, или рассказывали другие участники этой истории. Единственное, что домыслил - это сцену прощания в машине, на основании того, что рассказывал об этом Вовик - упоминание о "ночных ведьмах" из фильма, и вот эта возня с замкОм двери, и рык санитара, и "какое-то нехорошее" причмокивание шофёра, дико оскорбившее Вовика. С коллегой из той машины о том же разговаривали, но она ничего нового не рассказала, говорила о том же мельком, предельно раздраженным тоном - "Делать мне нечего, только болтовню маленьких дураков слушать. Бить их некому! Было бы больше порядка. И родители тоже хороши! Нет бы чем загрузить своих вылупков, чтобы сидели дома и не высовывались". Ясно дело, она не одобряла обоих - и Вовика, и Ксюху.
Так что мне придётся заодно придумать и другую, более соответствующую замыслу врачиху. Зачем? - а это пока моя маленькая интрига... Впрочем, внимательного читателя на это может навести одна из реплик уже повзрослевшего Вовки-Вульпиуса в этой истории].
Итак, эта реальная история завершается, вновь расправляет свои крылья сказка, а уж будут ли они счастливы - каждый пусть думает сам... Маленький спойлер - не только ОНИ ДВОЕ, ибо подсказку Михалыча я тоже понял, как использовать.
И еще одна важная, по-моему, деталь. Вовик, по его словам, за время прощания узнал про Ксюху лишь то, что она очень любила книги и фильмы про индейцев. За время нахождения в больнице он перечитал всё, что нашел тогда на эту тему. Особенно его потрясли, как и меня когда-то, арауканы, с их многовековой диверсантской борьбой. Вот только его сердце принадлежало не военным вождям Кауполикану, Тукапелю или Ибитубе, и не поэту-воину, уже от имени которого я просто балдел (Лау-Таро), не говоря о придуманном им фактически камуфляже, который таковой описывал в своих стихах. Его привлёк Пайти-Сан Хромой, которого собратья просто не брали воевать: ввиду последствий какой-то перенесенной болезни или травмы он не то, что бегать не мог, ходил-то с костылём. Но тогда он собрал небоеспособных, которых не брали сражаться, а они сами хотели мстить колонизаторам. И стал учить их устраивать засады, и ловушки, и самострелы. И его отряд наносил куда бОльший урон, чем боевые подразделения арауканов, и нёс куда меньшие потери - вплоть до того, что сам Пайти-Сан помер от старости, незадолго до того передав отряд одному из самых талантливых своих учеников, некоему Харуфи. Причем тот был даже не араукан, а другого племени - сейчас не помню точно, вроде бы чичимек. Это значило во-первых, что в борьбу втягивались и другие народы, а во-вторых, что выбор командира (или изобретателя, лидера-эксперта?) происходил по объективным основаниям. Кроме того, ими в сотрудничестве с боевыми отрядами организовывалась разведка. Ведь на старика, или калеку, или ребенка, или бабу с корзиной мало кто подумает в таком качестве. И почти наверняка были сочувствующие на местах - притом в таких условиях, что даже не могли надеяться, будто бы "скоро наши придут, надо только дождаться". А и в нашей сказке уже вылез хитрый киборг Протей, и ветеран "Штази" фрау Бок, и явно непризывнОго (впрочем, и не призЫвного, хе-хе) вида актриса с ее ирисками, и этот еще, в маске-фантомаске, и механик, и забавный краснокожий оборванец.
Еще одна особенность: ореол тайны, окружавший отряд Пайти-Сана, а затем ее преемников сочетался с демонстративными расправами над наиболее ненавистными населению врагами.
Вот я и думаю: чтО, если техноботы - это отряд вот таких, не годящихся по разным причинам для боя в своем реловеческом (реальном человеческом) облике. Организованный именно Вульпиусом. Который во-первых это понял, хоть бы и начитавшись про историю Латинской Америки. А во-вторых, именно в его бытность начался тот этап развития науки, который давал для этого технические возможности. И, как и давно существующие ратхантеры, обрастающий сочувствующими. А ратхантеры могут существовать давно. Возможно, со времен великого Леонардо - ведь Возрождение - это одновременно и разгул инквизиции, кто не помнит. Итак, первоначально Нуменор мог быть средством спасти и сокрыть деятелей, наиболее пригодных для науки и техники, для развития свободомыслия, для творчества. Но выполнять функции их спасения и "вывода" туда должны были подготовленные. Так появились ратхантеры. Со временем и они учились, развивались, оснащались, менялись условия приема в их организацию. Но при появлении техноботов их соперничество могло приобрести характер, как между "вояками и спецами", старой и новой структурой, временами, возможно, даже "здоровыми" и "калеками". Просто известен мне случай, когда сотрудники одной серьезной структуры были в совершенном ступоре, когда на совещании появился Аналитик (так его только и называли), безупречно и изобретательно снабжавший их информацией, становившейся залогом победы: "Да он же... это... инвалид!" - "Да просто, наверно, был как мы, а после ранения пришлось"... - "А вот нетушки, детушки! - усмехнулся аналитик. - Это всё в 8-летнем возрасте мои однокласснички, дёрнув за ноги с подоконника, на котором я сидел. А батарея под ним была чугунная"... Тишина наступила такая, какой и на объявленных минутах молчания не слыхать. - "Зато я мог учиться в том темпе, в каком сам мог. А не подстраиваться под целый класс лентяев и остолопов" - прокомментировал Аналитик, - "Ну хватит. Сегодня обсуждаем то-то и то-то. По материалам газет такого-то государства я сделал такие-то выводы"...

_________________
Пока нас окружает ложь, в этом мире возможно всё. Значит, и для нас нет ничего невозможного

У меня вот есть идея образа третьего соперника, лишь только оттеняющего первых двух. К кому его отнести? Прозвище - Фрэнк-"Мустанг" ( по названию самолета времен Второй Мировой), уничтожал врагов с помощью дрона, причем как раз копии этого самолета. Так, например, уничтожил одного из деятелей кламмерштадтского режима, подошедшего к окну своего голландского пентхауза - в это окно и выпал.
Это даже не текст, а наметка. Когда ратхантеры обложили поместье одного негодяя, организовавшего плотную оборону.
№1 ничего не оставалось делать, как вкатиться в убежище к №2.
- Ну, привет. Ты, значит, тоже здесь. Черт, похоже, они нас видят.
- Постреляли мы, конечно, по всему, что напоминает камеры. Но, сам понимаешь, много ли сейчас нужно, чтобы камеру спрятать.
От здания снова ударила пулеметная очередь. Довольно близко. Пули срезали несколько веток кустов за их укрытием.
- И чего теперь делать?
- Неужели это...
Его вынужденный напарник прислушался. Звук мощного калильного мотора ощущался все явственнее.
- Фрэнк-"Мустанг"!
Звук мотора резче хлестнул по ушам, когда аппарат вынырнул над верхушками деревьев. Безалаберно покачиваясь в воздухе дрон направился куда-то к правой части ограды земельного участка. Что он там увидел? Его заметили, началась беспорядочная стрельба, а откуда-то даже стартовала ракета. Однако еще за доли секунды до этого аппарат скользнул на левое крыло, так что весь огонь пришелся уже на пустое место. Системы, предназначенные для борьбы с квадрокоптерами и с армейскими дронами, тупо идущими прямо к цели оказались бессильны. №1 мог дать голову на отсечение, что хозяин особняка вломил немалые суммы и в системы, создающие помехи подобным игрушкам. Вот только у этого аса управление наверняка не имело ничего общего со стандартными системами. Аппарат нацелился на особняк, замер на мгновение. Два последовательных ракетных залпа в невзрачное окно какой-то подсобки и уход. "В прошлый раз тоже было окно. Наверняка использует поляризационные фильтры на телекамере, так что любые зеркальные и тонированные стекла не мешают ему видеть внутри" - машинально отметил про себя №1
- Вот засранец! - воскликнул один из бойцов, увидев, как самолет закрутил управляемую восходящую бочку в знак победы. Несколько выстрелов прозвучало вдогонку. Похоже, задели - в воздухе повис лоскуток обшивки. Однако аппарат уходил вполне управляемо.
- А знаешь, сказал №1. - если он этого гада укатал, то получается, что с тобой уже сравнялся. И это несмотря на то, что примитивно действует открытыми налетами.
- Это ему еще везет, пока есть множество простых непуганных целей. Спорим, что через месяц я обойду вас обоих.
Тем временем в особняке началась какая-то возня, а через несколько минут послышался крик:
- Эй, не стреляйте! Мы выходим.
Ну и там дальше история, как раненого владельца особняка сдала его собственная охрана и как эти двое поспорили.

_________________
Сейлор Мун - возвращает человеческий облик даже христианским священникам!

Хорошо сказано. "Безалаберно покачиваясь" - это позволяет уходить от выстрелов, прицелиться труднее.

_________________
Пока нас окружает ложь, в этом мире возможно всё. Значит, и для нас нет ничего невозможного