Встретивший ее в Италии пожилой мужчина не просто хорошо говорил по-русски, а именно что был «своим, советским» - Ксюха это как-то сразу почувствовала. Точно так же, несмотря на хорошо сшитый штатский костюм, в нем явно чувствовался военный, и похоже, в немалом звании. Впрочем, он так и представился: «Называй меня Генерал. Наши все меня так зовут». Перелёт на Сицилию, на маленьком вертолёте с явно местным пилотом прошел просто замечательно. Наконец-то можно было любоваться прекрасными видами в иллюминатор, да и то – ведь из зимы в царство вечной зелени прилетела она. Вертолёт высадил своих пассажиров возле потухшего вулкана, в основании которого оказались хорошо замаскированные ворота. Генерал приложил к ним руку – и они открылись, но Ксюха не успела этому удивиться по-настоящему, ведь еще через мгновение увидела нечто куда более удивительное. В жерле вулкана, вырубленный в толще скалы, помещался целый город, сверкающий разноцветными огнями, с движущимися вверх и вниз стеклянными лифтами. Краткую экскурсию по Нуменору ей тоже организовал Генерал. Здесь было всё – высокоавтоматизированные предприятия и хорошо оснащенные лаборатории, спортивные сооружения, учебные заведения, вся бытовая инфраструктура, и даже ботанический сад, зоопарк и морской аквариум. Были, конечно, и жилые помещения,хорошо распланированные, с мебелью, которую сейчас бы мы назвали трансформерной – так что тесными совсем не казались. - Правление городом организовано, как это обычно принято в наукоградах, - прокомментировал Генерал, - Наряду с экономистами и инженерами служб города в него входят руководители основных научных секторов. Свободное время можно проводить и здесь, но все жители - учащиеся тоже - имеют право выходить в город, расположенный неподалеку. – Неужели никто из нуменорцев никому из чужих до сих пор – за века! - не проболтался и не похвастался? - Никто. Всё давно предусмотрено. Вот только свободного времени практически не оставалось. Основным языком, как повелось еще с эпохи Возрождения, здесь был итальянский, так что Ксюхе пришлось провести некоторое количество времени за изучением его под гипнозом. Ну, а потом она с небывалым интересом поглощала знания, даваемые здешним учащимся по гораздо более оригинальным и эффективным методикам, чем те, к которым она привыкла в своей средней (во всех отношениях) школе. Предметы она выбрала, для начала, те же, что и были ей привычны. Хотя, при желании, доступны были и дисциплины инженерного цикла, и медицинского, и естественно-научного, да мало ли что еще?… Было здесь и что-то вроде научного общества учащихся, это давало возможность гораздо глубже изучать и любимую химию (причем практически, в хороших лабораториях), и историю (тем более, что доступ к литературе предоставлялся уникальный). Да и компьютерные сети были здесь уже давно не в диковинку. Питание и прочее необходимое обеспечение студентам, а тем более школьникам (каковой она еще и была) также предоставлялось. Так что в свою комнату в общежитии – крошечную, но отдельную – она приходила разве что ночевать. Другое дело, когда наступили каникулы, и расписание занятий осталось позади. Продолжая, как и многие, заниматься интересующими ее предметами самостоятельно, она вначале, с помощью организуемых здесь многочисленных экскурсий для желающих, детально изучила весь Нуменор. Ходила по нему как заворожённая, и перед этой несомненной реальностью вся прошлая жизнь казалась серым и скучным сном. И только солнечными августовскими днями, совсем перед началом следующего учебного года, выбралась и, как здесь говорили, «к чужим» - то есть в небольшой город за пределами горы, где жили обычные итальянцы, ничего не знавшие о совсем рядом находящемся сказочном чуде... Город показался ей довольно приятным – чистенький, с обилием зелени, не особенно забитый туристами и потому тихий. Хотя все предлагаемые в нем угощения и развлечения (вплоть до спортзалов и плавательного бассейна) можно было вполне найти в Нуменоре, замкнутое пространство ее не тяготило, да и никакими требующими больших пространств видами (типа дайвинга, водных лыж, яхтенного или парашютного спорта) она никогда не занималась, и не мечтала. Так что, может быть, она и дальше выбиралась бы туда только несколько раз в год на прогулки - просто для смены обстановки и от нечего делать… Вот только на самой окраине города попалось ей кафе с русской вывеской «Верба». Из открытых по теплому времени окон, сопровождаемый характерным потрескиванием старой пластинки, доносился какой-то весьма противный (на ее скромный вкус) тягучий романс «Ка-а-ак хорошо! Ка-а-ак хорошо!» Мимо нее прошли несколько разговаривавших на старомодном русском языке стариков и старух. «Образованный человек совершенен в своем развитии, простолюдин же – в своем бесхитростном невЕдении. Опасно лишь полузнание, которое приводит к бунту», - мило проворковала одна из старух, бросив мелкую монетку сидевшему у ворот мужику в русской косоворотке, полосатых штанах и сапогах «гармошкой» («Ладно, еще не в лаптях, - мысленно съязвила Ксюха, - впрочем, кто бы их тут плёл? Разве что в Москве заказывать сувенирные?»). Мужик усердно наяривал на балалайке и умильно улыбался всем проходящим. Вот только глаза у него оставались холодными и озлобленными. Ксюха тоже, напустив на себя беззаботный вид, бросила ему монетку и остановилась рядом с ним, будто бы слушая диковинную для местной жительницы музыку, а на самом деле пристально разглядывая и его, и всю эту публику. Для нее было абсолютно ясно – это даже не драпанувшие от революции русские эмигранты, а скорее всего – их дети и прочие потомки. Подозрительным казался только этот мужик – и явно моложе, и явно злее всей этой компании… Тем временем, на крыльцо выскочил вертлявый официант во фраке и белых перчатках, и с льняной салфеткой через руку – и сделал мужику знак прекратить музыку. Еще через мгновение в кафе грянул рояль, и десятка два дребезжащих голосов затянули «Боже, царя храни». Ситуация была откровенно водевильная, и Ксюха откровенно рассмеялась. - Из местных что ли? - прорычал балалаечник странным голосом, и тут только Ксюха заметила шрам у него на горле. Научно-популярные книги профессора Форвальда по криминалистике и судебной медицине она почитывала, из интереса и для отдыха, а через них увлеклась и более серьезными работами по той же проблеме, так что уже вполне могла распознать старый шрам пулевого ранения. А-а, так это, наверно, кто-то из бывших вражеских прихвостней? И судя по возрасту – не беляцких, а фрицевских. Так говорил когда-то дед, такие выражения употребляла и сама Ксюха (никаких там «фашистов» или тому подобных новомодных «нацистов»). И вдруг ее охватил странный, жгучий интерес – с таким она когда-то… вот чёрт, ведь всего с полгода назад… рассматривала змей и скорпионов в террариуме Московского зоопарка. Но, состроив беззаботную улыбку, отозвалась - Cosa? Essere indietro. – Что? Не понимаю. - Ишь ты… так твою растак… - он отпустил несколько смачных матюгов, явно в ее адрес, но на лице ее не дрогнул ни один мускул. У них даже в школе - перестроечные же времена, свобода, мать ее! – многие мальчишки просто разговаривали матом. Так что она была уже привычная. И потому совершенно спокойным и беззаботным тоном повторила – - Cosa? Essere indietro. – и с улыбкой бросила ему еще монетку. - Значит, точно, не понимаешь, курица латинская… А по виду на нашу похожа – ишь икряная какая.. Попалась бы ты мне раньше! И вдруг с невероятным исступлением – насколько это возможно при поврежденных голосовых связках, когда вообще мало передаётся интонация – вдруг принялся рассказывать о какой-то деревне, которую сожгли вместе с жителями, но прежде того - отобрали девок в солдатские бордели. - А одна неблагодарной оказалась, ночью попробовала перерезать себе глотку осколком стекла. Но ее вовремя остановили, свои же подруги. Думали, спасли, хе-хе… А с утра немцы ее разорвали между двумя машинами, чтоб остальным дурам неповадно было. И они были покорными, пока при отступлении их ликвидировали… А чего ж? Наверняка комсомолки были все! Так их растак! Надо ж им было ихнее место настоящее показать в ци-ви-ли-зо-ван-ном мире. Глаза у него при этом горели, рожа побагровела, голос то срывался на визгливый крик, то переходил в хрип. Ксюха чувствовала, что еще немного - и набросится на него, и так начнёт мутузить, чтоб только репьишки от него остались… Но тут в голову, неведомо откуда, ей пришла идея получше. Так что она, поморщившись, пробормотала только: «Mi scusi, puzza di te» (Извините, от вас воняет) – и ушла. Да, сейчас она точно знала, как поступит. И за раздумьями как-то даже почти не удивилась, как вслед ей восторженно произнес бродячий художник, почти ровесник: «Какие глаза! Эсклармонда де Фуа, хранительница Грааля, наконец-то я нашел тебя!». А сама на ходу вытащила блокнотик. В нем она записывала всякие непонятные слова – а много же тут их было! - и торопливо нацарапала карандашиком: «Кто такая Эсклармонда де Фуа?». Кроме того, по зрелому размышлению, этот художник мог еще и пригодиться. Ведь его обычное место работы размещалось у входа в парк, совсем неподалёку от «Вербы». Для того, что она задумала, следовало здесь примелькаться. И вот уже она прикладывала свой пропуск к «тайным вратам в сказку», как называла их для себя. Первым делом, обратилась в справочную ратуши Нуменора и узнала, как записаться на приём к Генералу. К счастью, день был не выходной, и ей назначили на завтра. Странным показалось только, что дежурная при этом ничуть не удивилась, и даже не спросила о цели визита. Впрочем, Ксюха за время нахождения здесь уже успела понять, что и к учащимся относятся здесь достаточно серьёзно, да и заняты те отнюдь не той ерундой, что ее «чужие» сверстники. Словом, почти как в книге про Алису Селезневу, которой Ксюха когда-то завидовала. Вот только запускали ли здесь ребята спутники, и проводили ли генетические эксперименты, знать она не могла – ведь основной ее специализацией была химия. Но следующим интересом в рейтинге оставалась история, и потому вторым на этот день по счету делом стал звонок старому учителю по этому предмету – надо же узнать насчет этой самой Эсклармонды. Но ответил ей лишь автоответчик – что мсье Дени находится в творческой командировке на раскопках в Помпеях и вернется только 26 августа. «Это ничего», - сказала себе Ксюха любимой фразой наполеоновского маршала Лефевра, принимаясь штудировать литературу по Венеции XVI века. И наткнулась на такое сокровище, что и сказать невозможно! - копии рукописей алхимика Лоренцо Медичи. Вы видели когда-нибудь, читатели, чтобы читая заумный алхимический манускрипт, человек хохотал, дрыгал ногами, а затем начал горланить нечто вовсе несусветное: «Батька Махно лезет в окно, с ходу падает в г…но. Да никто ж того не знал, что его же конь наклал». Я – не видал. Хотя материалы Анэнербе читал, по своим профессиональным делам. Тоже вещь. Только после них петь не тянуло. Впрочем, это уже детали… …Генерал при виде Ксюхи демонстративно поставил на стол песочные часы – Пять минут, моя маленькая бунтарка. Извини, больше не могу. - Мне хватит, - кивнула она, впервые за столько времени заговорив по-русски. – Главное я изложила здесь, - протянула два распечатанных на принтере листка бумаги, прошитых степлером. В связи с изложенным, необходим поиск по досье разыскиваемых военных преступников. Предположительно тех, бывших советских граждан, кто сотрудничал с фрицами. Провести его я могла бы и сама, при условии получения допуска. Чтобы у занятых людей время лишнее не отнимать. Она еще произносила эту, не слишком длинную речь, а Генерал уже успел пробежать глазами обе страницы, пробормотав раза два «гм-м, интересно». И как раз к последней ее фразе успел ответить: - Ну зачем же? Компьютер справится быстрее. Сейчас составим фоторобот, и запустим. Есть тут у нас один перспективный сотрудник... О таких возможностях компьютерной техники Ксюха тогда не подозревала. Да что там? - девяностые только еще начинались (хотя и самый беспредел еще был только впереди, и его она уже не имела несчастья увидеть). Поэтому торопливо (интересно же) пробежала по коридору в названный отдел, и на пороге чуть не столкнулась со своим ровесником. - О! Моя Эсклармонда! – остолбенев, только и смог сказать он. - Это ничего. Сначала дело, - сухо пробормотала Ксюха. Хотя поболтать с ним хотелось. Во-первых, это нуменорец, и здесь-то с ним можно говорить без утайки. Во-вторых, может быть, хотя бы пока у него спросить, кто же такая эта Эсклармонда, если уж учителя ждать еще несколько дней? Да и в-третьих, она только сейчас поняла, насколько соскучилась просто по живому общению, всё как-то некогда было, с делами хотя и интересными, но слишком мало оставлявшими места для всего остального. Фоторобот она составила на редкость быстро и точно – это поганое мурло врезалось в память до мельчайших деталей. И, покуда компьютер вёл свой поиск, Ксюха и Сальваторе (так он ей назвался) успели немного поболтать. Ратхантеры вытащили его из монастырского приюта одной из латиноамериканских стран. Родители его были противниками режима, и больше о судьбе их ничего не известно. Монахини-воспитательницы (которых вернее было бы назвать истязательницами) и ему постоянно твердили, что следует замаливать грехи родителей. Способности к рисованию у него проявились еще во время жизни дома – один из рисунков его, тогда еще четырехлетнего, победил на конкурсе и даже был опубликован в международном сборнике «Рисуют дети мира», изданном ЮНЕСКО. Вероятно, тогда его и приметили нуменорцы – а что вытащить сумели не сразу, так это уж как получилось. В монастыре его, как и всех детей, заставляли целыми днями разбирать мусор со свалки. Пищевые отходы отдельно, для монастырских свиней, металл отдельно, для сдачи в утиль, стеклянную тару тоже отдельно – мыть и сдавать. Когда однажды он нашел в мусоре огрызок карандаша и начал рисовать на обрывке бумажного пакета –был крепко избит. Били и потом за подобные попытки. А когда, наконец, за ним пришли люди в чёрном, он так просил, чтобы хоть самой вредной монахине, преподобной Марте, что-нибудь сделать – горло перерезать, а лучше глаза выколоть или пальцы отрубить, чтоб жила да мучалась - ему объяснили, что так «светиться» нельзя, и всё должно выглядеть как простой побег. Потом его долго везли на корабле в тайной каюте. И кормили хорошо, и было тепло, и никто не заставлял во время сна держать руки поверх одеяла. А главное, ему дали карандаши и сколько угодно бумаги, и он рисовал, рисовал… И странный образ повторялся несколько раз в тех его рисунках – это было единственным воспоминанием о доме. Даже лиц родителей он не помнил, даже того, точно ли он Сальваторе Лопес (или Тури, для краткости), как звали в приюте. Только это. Освещенный солнцем всадник на вершине горы, в островерхом шлеме, и с копьём, на котором развевается маленький красный флажок. Один такой рисунок, заламинировный на память, и сейчас над его компьютером здесь висит. - Это из фильма «Достояние республики», - узнала Ксюха, - Наш фильм. Наверное, ты его видел где-нибудь в кино или по телевизору.
_________________ Пока нас окружает ложь, в этом мире возможно всё. Значит, и для нас нет ничего невозможного
Последний раз редактировалось Миклован 18 авг 2023, 22:27, всего редактировалось 3 раз(а).
|