Ох давно не писал. Но сейчас как разра(о)жусь! Итак, друзья читатели, мы оставили Николодемона в тот момент, когда его, в состоянии далеко не лучшем, погрузили в скорую помощь, и не просто какую-нибудь, а именно ту, которую прислали ему нуменорские друзья. Вероятно, и медицинская помощь ему требовалась какая-то особенная. За которую и принялись медики, как только машина набрала достаточную скорость, и все назойливые поклонницы отстали… и уж конечно, не могли бы увидеть своего кумира в одних его белых перчатках… ну, в смысле только в них. Но поспешу разочаровать тех, кто уже представил себе хилый и тщедушный организмик типичного «ботана». Как и тех, кто представил себе худощавое, но крепкое тело, какое и должно быть у репортера, которого настолько «ноги кормят». Зрелище было совсем иным – нечто вроде пластикового манекена, с человеческой головой, и с лючками на различных ответственных местах. Как раз один такой лючок, в грудной полости, врач быстро отвинтил и досадливо покачал головой: «Да, Николас, в этот раз тебя подвёл твой мотор. Во всех смыслах. Но кой чёрт было так геройствовать и рисковать? Хотя, по счастью, мы успели вовремя. Сейчас подключу резервный, а по прибытии починим как следует». - «А зато какой эффект… и какой пиар… и этот, как его, ново-моднячее слово такое… Ах, да, хайп же»… - со своей обычной бесшабашной гордостью подумал Николодемон, уплывая в странный, неестественный сон. Наверное, ему что-то уже ввели, через тот же лючок, чтобы предотвратить повреждения мозга - даже ввиду такого кратковременного, но всё же выраженного недостатка кислорода…Хотя страха он не испытывал - мало ли было всяких опасных приключений в жизни самого отчаянного и самого популярного из местных журналистов? Впрочем, киборгом-то он стал совсем не поэтому… [Далее я признал за благо подарить Николодемону начало биографии реального ребенка, со всеми ее перипетиями, которые в разное время становились мне известны, в основном в связи с моей работой - С.М.]. ...Николка родился в чудовищно многодетной семье Маркела Добродеева – к моменту его рождения в ней было в ней шесть парней и одна девка, Клавка. Позднее, считая с Николкой, маманя довела счёт до 16 парней, а Клавка так и осталась единственной девкой. Назывались дети строго по святцам, и Николай в семье уже был. Но имевшиеся на тот же день в святцах Богдан, Дмитрий и Федот тятьку не вдохновили: «Так и запишите, Николай ВторЫй, в честь царя-батюшки, злодейски умученного от поганых жидокомиссаров». Ну еще бы! Маркел был ярый перестроечник, больше всего он ненавидел «грамотеев». И в первые дни после известного горбачевского выступления принес в известные органы придуманную им самим «Всевеликую стратагему спасения русской рассы», предполагавшую следующее [Текст подлинный, цитирую]. «Изничтожить всех грамотеев, от которых один вред. Каждую неделю устраивать соревнование, кто лучше выдумает смерть очередному грамотею. Приз – ящик водки и возможность сделать эту казнь самому. Баб-грамотеек кинуть толпе, их девок не выше тележного колеса отправить в приюты. А которы выше, так в кабинеты свободной православной развлекабли, чтобы все мужики могли получить своё круглосуточно, пока ихние бабы с пузом. А как эти наличные швали истреплются - рубить их на удобрение. Мужское отродье грамотеев также в рабы, только выложить как хрячков, чтоб не обскорбляли русскую рассу своими вылупками и служили пока позволят жить. И только некоторым особую милость, которы отрекутся от поганой своей грамотейской семьи. Ведь каждый русский воин в 6 лет должен убить своего первого врага, так оно на Руси исконя и было. Вот на этих и будут иметь практику истинно православные дитяти, а потом всех мужиков с 10 лет на праведную войну для захвата лучших территориев, и пусть каждый возьмет себе баб и рабов сколь пожелает. И через эту мою стратагему наша расса изничтожит всяку погань и будет стоять ногой на рабах по всему миру»… Посмеялись, конечно, чекисты: Историю Маркела многие в городе знали, даже жалели его, считая, что у него "соскочило известное колёсико", когда, много лет назад, на глазах у него, тогда, еще дошколёнка, и его двоих братьев, которые были еще меньше, тятенька с особой жестокостью убил молодую мачеху. На которой только за три дня до того женился. Чего-то она не то вякнуть посмела, а бабе разве можно умничанье прощать? Мать же несчастных малышей, за неделю до того покончила с собой, выпив уксусную эссенцию. Считалось, что в приступе депрессии, после того как уронила на пол новорожденную дочку, причинив ей несовместимую с жизнью травму. В действительности же это тятенька хряпнул об пол неугодное отродье, прорычав: «И сколь будешь нечеловеков мне рожать – столь и кАзнить их буду. Мне нужны только мужики, ясно тебе?» …В общем, мальчики воспитывались у бабушки, которая им внушала, что и жить без советской власти было не в пример лучшЕй, да и тятенька сидит-страдает за правду, ибо мужик должен иметь право делать всё со своей семьей, что хочет, как пастух со стадом. Младший ребенок затем умер, от какого-то народного бабкиного лечения. Средний, чуть подрос – бежал из дома, и судьба его неизвестна. Но бабка считала, что его всенепременно злодеи на мацу пустили – злодеи, они такие, не могут без крови истинно праведных деток! Так что только Маркел стал беззаветным продолжателем дела тятеньки. Плодил детей, сам не работал, постоянно обивая пороги и что-то выклянчивая в социальных службах. Деньги в семью приносила только занятая аж на трех работах жена, не умеющая связать двух слов, с вечно испуганными глазами и трясущейся головой Манька, которую все окружающие считали слабоумной [Хотя, так оно и было – однако не от естественных причин. Но об этом речь далее]. И вот однажды, в порядке благотворительной помощи, в канун нового 1992 года, семья Маркела получила билет на концерт. Иначе как же было в перестроечные времена заполнить зал филармонии? – билет же стоил как четыре белых батона или пять «кирпичей» черняхи, а зарплату большинству месяцами не давали. Вот и раздавали выкупленные спонсорами билеты многодетным семьям. «Лучше бы жратвой расстарались» - прошипел тятенька и выдал таковой Николке – «…поди, посмотри, какую гадость варганят поганые грамотеи, и проникнись праведной ненавистью». В тот год в рамках цикла «Новогодние встречи» гастролировала творческая семья из самопонятной страны: глава ее Лев Ш..ский (барочная скрипка), его жена Софья (клавесин) и их дочь Зося (продольная флейта). Исполняли они музыку эпохи Возрождения. По тому, как принимали их в других городах, и каким образом наполняли залы, ничего особенного они не ждали и в этот раз. Но всё изменилось внезапно, когда после первых же исполненных коротких вещей (в миноре, чтобы затем органичнее сменить темп) они увидели у барьера оркестровой ямы маленького бледненького золотоволосого кудрявого мальчика в каком-то тряпье не по росту. Вцепившись руками в барьер, он словно бы тянулся к странной, непривычной музыке и… плакал. Особенно когда звучал клавесин. Дальше, судя по его мимике, становилось понятно, что он чувствовал и настроение мелодии, и даже словно бы пробовал шепотом подпевать – ну хотя бы «тра-ля-ля» - притом движения его губ точно совпадали с сильными долями. «Наконец-то мы нашли своего благодарного слушателя» - шепнул растроганный глава семьи жене, пока конферансье объявлял очередную вещь – «Пляску Вальпургиевой ночи» великого Клода Жервеза… Малыш во время ее исполнения словно бы задыхался то от ужаса, то от восторга – ну такая это музыка, как американские горки. И не одна благовоспитанная мамаша в зале шептала своим детям: «Вот как надо музыку-то чувствовать! Маленький вонючий бичонок ее чувствует! А для вас я создаю все условия – так нет, вы чувствовать ее не хотите»… Но всё изменилось, когда объявили антракт. Ангельское существо широко разинуло рот с еще молочными, но уже сплошь гнилыми зубами, и мерзким бранчливым голосом завопило: «Эй, вы, грамотеи е…тые, растак вас так! Быро х…чить, я сказал! Быро, суки, вам русский мужик приказУет х…чить и х…чить, пока скажу. А русский мужик – он такой, на весь мир! Потому быро, х…чить, а то маманю позову с топором!». Те из благовоспитанных деток, которые еще не успели покинуть зал, испытали чувство невероятного мстительного восторга, глядя на опешивших мамочек. А существо продолжало бесноваться, молотить кулачонками по барьеру оркестровой ямы и дико, бессмысленно угрожать. И только Лев Ш..ский, не потеряв присутствия духа (ведь он когда-то, подумать только, жил в этой стране…), постарался как можно ласковее улыбнуться, и объяснил: «Скоро продолжим. А сейчас антракт, все пошли в буфет, есть пирожные и пить сок. Или кофе»… - «Так тут и жратву дают? Чего ж ты сразу не цынканул, грамотей… растак тебе в рот?» - завопило существо и понеслось вверх по ступенькам амфитеатра (хотя вообще-то следовало выйти в левую дверь на уровне первого ряда партера), по пути оря всем подряд: «Эй ты, сука грамотейская, быро колись, где тут жратва?» Наконец найдя искомое помещение, он огляделся. Высмотрел лохушку, с которой безоблыжно сумел бы справиться. Неожиданно подскочил к ней, наклонился и с силой дёрнул ее за ноги. Она, не ожидая это, хряпнулась затылком о мраморный пол, а гордый победой Николка схватил добычу. Как называется эта охренЕнно привлекательная жратва – он даже не знал, не видев в своей маленькой жизнишке ничего кроме хлеба, картохи да хлЁбова (то есть, того примитивного подобия супа, когда всё, что найдётся, сваливают в чугунок – и в печку, «упревать» ). Отскочил в угол и начал смачно жрать, урча, чавкая и огрызаясь исступлённым матом на всех, проходивших мимо. Но лафА кончилась быстро. Какой-то огромный мужичина схватил Николку за шкварник, притом так натянув ворот свитера, что выскочить было невозможно. И спокойным, страшно спокойным голосом, даже этак певуче, спросил: «Ну, чей это гадёныш? Чей это малолетний бандит? Считаю до трех, затем поступлю так же, как поступил он с моей дочерью. Итак, раз! – он ловко перехватил Николку за левую ногу, так что тот теперь висел вниз головой. Два! – поймал его дрыгающуюся вторую ногу и начал приподнимать его, так, что Николка, со страху вестимо, повёл себя не как справный мужик, а как презренное грамотейское отродье: завопил «Дяденька, я больше не буду!», а когда тот в ответ только усмехнулся – пустил в ход последнее средство: «Помогите! Спасите! Погатый нЕрусь убивает русского ребенка! А-а-а!» Но лица у людей были каменные. Возле лежавшей на мраморном полу малолетней лохушки в отвратительно белом платье уже возились поганые грамотеи. Николка уже знал, этот самый вредный вид дармоедов называется «врачи» (справный же мужик разве чем болеет окромя поноса да побоев? Николка был сроду истинно справный мужик и никогда ничем больше не болел). Из-под ее головы на белом мраморе растекалось алое пятно (там оно и теперь, только стало с годами бурым – кровь же с мрамора не смывается). И Николка понял: пощады не будет, сейчас этот страшный грамотей (подумать только, оказывается и они не все трусливые да хлюпкие бывают, как тятька говорил. А и как не грамотей, ежли так-таки он за это время ни разу еще и не выразился увесисто?). его со всех сил арярЯхнет об этот белый скользкий пол, такой чистый, что хотелось наплевать во все углы… «Стойте! Стойте! – с пронзительным криком подбежала социальная инспекторша, - Понимаете, он из многодетной семьи! Он в жизни не видел ничего хорошего». – «Как фамилия?» - прорычал мужик. – «Добродеев он, Добродеев», - ляпнула инспекторша, как-то не подумав, что знатный лесоруб Эхель Тано спрашивает ее фамилию. Чтобы в суд подать - дескать, оставила без присмотра малолетнего психопата, опасного для окружающих, а должна была следить неусыпно, раз уж рядом нет родителей. «А-а, так это из тех Добродеевых! Старшие отродья которых прошлой осенью в парке впятером напали на старуху, ограбили, а поскольку ничем особым не поживились, в приступе праведного рыночного гнева забили ее камнями от фундамента цепочной карусели, что как раз накануне снесённой... Как и всё теперь на снос пошло»… Эта история была известна тогда всем в городе, из теленовостей и из газет [рассказывал и я ее здесь, на старом еще движке. Меня тогда еще спросили, почему их маманя вздохнула почти с облегчением – ну, ушли лишние рты! Тогда объяснения у меня не было, узнал лишь позднЕе, и уже в связи с историей Николки – но об этом речь далее] Не знали многие тогда и того, что когда к Добродеевым по тому случаю пришла милиция, своих старших торопливо сдал следующий по счету, 10-летний Егорка. Он сам предложил – «Сдам, только не забесплатно». Детская оперша возьми да пообещай ему пачку печенья и банку варенья. На том и сговорились. Только чтоб варенье малиновое – он про такое в школе слыхал, когда еще туда ходил. А печенье овсяное, такое он как-то у вороны, недоклёванное, отобрал…Жалко только, что саму ворону при этом палкой убить не смог, улетела, стерва. А славная была бы жарёха… Одного из старших взяли на базаре, двоих в магазине. Сожрав то, что было в сумке старухи, и потратив оставшиеся ее деньги на полбуханки черняхи и бумажный стаканчик развесного томатного соуса, они успели проголодаться, а значит, опять ладились что-то украсть. В свое оправдание они твердили только одно: «Так раз милосердный боженька подослал нам ее навстречу, значит, так и надо было. По морде видно, грамотейка какая, иначе чего ж очки напялила. Может, даже училка, над детЯми несчастными изгалялась» - да уж, младший из них тем себя и выдал, что с ее очками в ювелирную скупку побежал. Думал, оправа золотая. Заподозрившая неладное продавщица нажала тревожную кнопку, а тут еще охранник выскочил, да как вдандЫрит мордой в прилавок… Конечно, малолетние убийцы (от 15 до 11 лет) угрожали выйти и со всеми расправиться – продавщице ноги повыдёргивать, охраннику лафины повыковыривать, а уж у местной оперши при ней всю семейку ее поганую порешить, а ее нищевладельцам продать… Забегая вперед, скажу: из четырех парней не вышел никто – наверное, настоящего смирения не проявили, вот боженька и подстроил им разнообразные несчастные случаи. Как это – не боженька! А то ж еще! Духовные скрепы, тудыть-растудыть. Клавка же, отправленная «на исправление» в один из первых православных приютов, со временем выдвинулась, сама настоятельницей детского приюта стала… а еще спустя несколько лет приняла особо мученическую смерть во время бунта воспитанниц – столь же отчаянного и безнадёжного, как восстания узников концлагерей… [О, то была сама по себе эпичная история. Но пожалуй, я приберегу ее для другой задумки: своеобразного продолжения темы «Орлёнка», сочинённого достопочтенным Пумяухом…Старожилы-форумчане наверняка помнят, не так ли?]
_________________ Пока нас окружает ложь, в этом мире возможно всё. Значит, и для нас нет ничего невозможного
Последний раз редактировалось Миклован 18 авг 2023, 22:33, всего редактировалось 5 раз(а).
|