Москва, недалекое будущее. - Проходите, садитесь, - глаз у директора подергивался. Я прошел в кабинет. Многое здесь осталось таким, каким я запомнил, хотя прошло уже много времени. Но – многое и изменилось. Добавились иконы в углу. Да и директором теперь был совсем другой человек, немного старше меня. Присев на краешек стула напротив директора, через стол, я поинтересовался: - Чему обязан? - Мне необходимо с Вами поговорить, - директор неспокойно заерзал в кресле. – О… поведении Вашего сына… - В чем проблема? – удивленно поднял брови я, наблюдая, как директор нервными движениями вытаскивает из ящика стола какой-то листок, вырваный, судя по всему, из ученической тетради. – Подрался? Стекло разбил? Учительнице на стул клею налил? Взорвал кабинет химии? – выдвигал предположения я, зная пытливый ум своего отпрыска и его независимый характер. - Хуже, - мой собеседник мял в руках листок. – Поступил… сигнал. Могут обвинить в клевете и экстремизме, - прошептал он, косясь в угол. - Чего? – обалдело спросил я. - Вот… тут написано, - он быстро ткнул мне в лицо бумажку и так же быстро убрал ее, так что я успел рассмотреть только нетвердые ученические каракули, явно одноклассника моего десятилетнего сына, - что Ваш сын… разжигал вражду в отношении социальной группы «православные священнослужители»… Страшные слова были произнесены. Уставившись на директора школы, я всем своим видом излучал вопрос, который без нецензурщины можно было выразить одним словом: «Объяснитесь!» - Он обвинял православных священнослужителей в грехе стяжательства и в убийстве! – взвизгнул директор и перекрестился. – И… еще, - он посмотрел в бумажку, - в скотоложестве! Признаюсь, я удивился, как моя отвисшая челюсть не стукнулась об пол. - Вы что, не знаете, что обвинение священнослужителей в каких-либо грехах очень сурово карается? Этот случай будет разбираться на поп-совете школы! Я буду ставить вопрос об исключении вашего сына из школы! Обвинить священнослужителей в ТАКОМ?!? Ваш сын, должно быть, одержим, - директор отпил воды из стакана. Видимо, последняя мысль ему особо понравилась, так как он, косясь в угол, жарко прошипел, - Советую на этом настаивать… Сеанс экзорцизма со скидкой как учащемуся и взнос на душеспасительные цели смогут смягчить наказание… Но тут в углу с иконами, на который косился директор, что-то щелкнуло, и он снова возопил: - Он даже… он даже НАПИСАЛ об этом… И отдал другому мальчику из его класса! – директор вытащил из стола другую бумажку и потряс ею у меня перед лицом. – Он пытался сбить с пути истинного неокрепшие детские души! Я попытался рассмотреть, что же написано на этой бумажке, однако листок в дрожащих директорских руках прочтению не поддавался. - Ваш сын… Это вообще кошмар какой-то! Вы что, не проводите дома с ним душеспасительные беседы? Он ведь небось, когда подрастет, на уроках химии вместо того, чтобы молиться вместе со всеми, будет смешивать реактивы? А на физике, вместо того, чтобы восторгаться светом божественной истины и умиляться шестодневу, он будет поминать сатанинскую теорию большого, - тут директор снова перекрестился и сплюнул три раза, - взрыва? По поводу того, что он вырастет дарвинистом, - директор плюнул, на сей раз с отвращением, - даже сомнений не возникает… Но ЭТО!!! Это – в сто раз хуже!!! - Да что «это»-то? – наконец, обретя дар речи, смог вставить слово я. - Вот, полюбуйтесь на «художества» вашего отпрыска, - он с отвращением толкнул мне через стол вторую бумажку. - Не сомневаюсь – если не принять должных мер, он станет вторым «Pussy Riot»! – лицо директора перекосила неподдельная злоба. – Вы понимаете, что… Но я уже его не слушал. Я смотрел на листок, исписанный неровным почерком моего сына. Первая строчка, как и все последующие, была мне знакома… Листок начинался словами «У попа была собака….»
_________________ Свободу Pussy Riot! Entia non sunt multiplicanda sine necessitate NO GODS, NO MASTERS Атеисты не отрицательные, а положительные, ибо положили с прибором на все религии. (С)Евгений Анатольевич
|