Цитата:
-Ах да, припоминаю. Если мне не изменяет память, так было принято в Эпоху Принудительной Вежливости. Коль скоро обращение на «ты» дисгармонирует с твоим эмоциональным ритмом, я готов удовольствоваться любым ритмичным тебе обращением.
Я не нашёлся, что ответить, и тогда он присел на корточки перед машиной, потрогал её в разных местах и произнёс несколько слов, которых я совершенно не понял. Славный это был мальчуган, очень чистенький, очень здоровый и ухоженный, но он показался мне слишком уж серьёзным для своих лет.
За стеной оглушительно затрещало, и мы оба обернулись. Я увидел, как жуткая чешуйчатая лапа о восьми пальцах ухватилась за гребень стены, напряглась, разжалась и исчезла.
– Слушай, малыш, – сказал я, – что это за стена?
Он обратил на меня серьёзный застенчивый взгляд.
– Это так называемая Железная Стена, – ответил он. – К сожалению, мне неизвестна этимология обоих этих слов, но я знаю, что она разделяет два мира – Мир Гуманного Воображения и Мир Страха перед Будущим. – Он помолчал и добавил: – Этимология слова «страх» мне тоже неизвестна.
– Любопытно, – сказал я. – А нельзя ли посмотреть? Что это за Мир Страха?
– Конечно, можно. Вот коммуникационная амбразура. Удовлетвори своё любопытство.
Коммуникационная амбразура имела вид низенькой арки, закрытой броневой дверцей. Я подошёл и нерешительно взялся за щеколду. Мальчик сказал мне вслед:
– Не могу тебя не предупредить. Если там с тобой что-нибудь случится, тебе придётся предстать перед Объединённым Советом Ста Сорока Миров.
Ошибался ваш «великий мыслитель», жизнь куда сложнее его наивных чёрно-белых конструкций с картонными, одномерными, морализаторствующими персонажами, в своём богоподобном антропоцентричном совершенстве никогда непозврослевшего ребёнка, оказавшихся не в силах предложить ничего мало-мальски ценного, кроме примитивнейших банальностей, преподносимых с величайшим апломбом, будто это само слово Божье. Абсолютно очевидно, что его произведения не имели и не имеют ничего общего с реальностью, являются выдумкой человека, неспособного критически осмыслить догматичные устои своего времени, и увидеть очевиднейшие изъяны превалирующих в его время установок. Возможно, кому-то и предоставивших возможность для эскапизма от довлеющей действительности, но потерявших какую-либо осмысленность, когда действительность эта пришла к своему закономерному завершению. Опиум народа, за неимением ничего лучшего.