Я сразу хочу отмести долгую дискуссию о том, в какой мере Бажов является сочинителем уральских сказок: Бажов является их сочинителем на 100%. Никакого фольклора, на который бы это опиралось, не существует. И все попытки собрать этот фольклор после Бажова заканчивались такой же катастрофой, как попытки собрать советские «плачи»: например, плач на смерть Кирова, советские песни о батыре Ежове и так далее. Это сочиняли специально нанятые люди, которые работали «народом». Почему-то в Советском Союзе полновесным и полноценным считалось только то творчество, которое опиралось на «живой родник народной фантазииСоветской власти нужна была радикальная ревизия народной веры, полный отказ от христианства и провал куда-то в гораздо более глубокие слои, пещерные и языческие.Пелевин совершенно прав, когда говорит, что советская власть была похожа на бульдозер, который проскребал под собой все более глубокие слои. Христианство советская власть отменила, но она провалилась в язычество, очень глубоко укорененное в народном сознании. Ни для кого не секрет, что в русском христианстве пережитки язычества дожили до нашего времени. И вот на это язычество опирается бажовский фольклор.
Бажов очень точно ощутил три вещи, которые есть в русском язычестве.
Во-первых, христианство очень пренебрежительно относится к любым данностям: природе, почве, богатству подземных слоев, красоте драгоценностей — это все совершенно не волнует христиан. Если сравнить Ветхий завет с Новым, в Ветхом завете огромное количество уподоблений: ноги уподобляются мраморным столбам, волосы — золоту, глаза — изумрудам, это совершенно естественно. В Евангелии этого нет, Христа внешний мир занимает очень мало, ровно в той степени, в котором иногда ему нужно напиться или наесться при виде смоковницы. А если смоковница бесплодна, то ее надо проклясть на этом самом месте, и никаких угрызений совести по этому поводу нет. Христианство не интересуется внешним. А россыпи драгоценностей, красоты природы, бесконечное разнообразие животного мира — все это по части язычества. И патриотизм по части язычества, потому что для христианства нет «ни эллина, ни иудея». И вот это любование роскошью мира, роскошью, которая нужна человеку не для богатства, а для дела — этого очень много в «Малахитовой шкатулке». И это очень глубоко русское.
Надо заметить, что ключевые персонажи бажовского мира к богатству не особенно стремятся. Там есть небольшая прослойка людей, как тот несчастный приказчик, который начинает отколупывать себе изумруды, а потом выбегают три слепые кошки и кричат «Отдай наши глаза». Он, конечно, тянется к богатству. Он герой сам по себе невредный — малахольный, несколько больной, с бабой не может сладить и баня его единственное утешение. Эти люди не вызывают у Бажова ненависти: он вообще ненавидит только тех, кто сознательно мучает рабочих, с теми писатель и расправляется жестоко. Он их слегка презирает. Потому что человек, для которого богатство играет существенную смыслообразующую роль, это человек примитивный. Бажову нечего с ним делать, его интересует акт познания. Его интересует, как распознать узор в камне, как достичь абсолютного совершенства, как можно, будучи абсолютно неграмотным, стихийно одаренным учеником профессионального камнереза, вдруг увидеть, что мастер насилует узор, а то, что выступает из камня, наоборот, надо бережно донести.
Вот это очень близко ко второй составляющей бажовского мифа. Герой этого мифа — это герой фаустианский. В этом научном и, на первый взгляд, заумном тезисе, я думаю, ничего обидного для уральцев нет. Главное в этом мире то, что главная фигура в нем — мастер, и вот это очень странно. Над этой удивительной особенностью советской власти никто особенно не задумывался. Но основа фаустианского мира в том, что Фауст — профессионал, у него в руках ремесло. Он хочет достичь абсолюта в познании этого ремесла.
Есть третья составляющая этого мифа, которая рисует путь в будущее этого мастера. Этот мастер, который работает именно с камнем, а камень этот и есть фундамент сталинской империи, не может достичь совершенства. Но он не гибнет, а уходит в гору. «Уход в гору» — это не то, что в российском фольклоре говорят о преуспевающем ремесленнике. Ушел в гору — это «ушел с видимого плана», ушел так глубоко в свое мастерство, что вышел за грань земных контактов, перешел в другое измерение. Что Степан, что Данила-мастер уходят именно потому, что с какого-то момента настоящее мастерство становится несовместимо с человечностью. Ища абсолютного совершенства, ты обречен в эту гору уйти.
Мне иногда представляется, что Советский Союз не перестал существовать, а «ушел в гору». И когда в Уральских горах начинается изредка сейсмическая активность, это он там где-то чухает своими паровозами или стахановцы что-то рубают.
Хозяйка Медной горы в парке Бажова в ЗлатоустеБажовские сказки страшные. Это же дико интересно придумано — «Таюткино зеркальце», когда откалывают породу и вдруг открывается нерукотворное черное зеркало с нерукотворной рамой. Это замечательная метафора искусства: Бажов всю жизнь откалывал пустую породу, для того чтобы в конце сделать это круглое гротескное зеркало, искажающее человеческие черты. И самая страшная история Бажова про приказчиковы сапоги. Три раза Хозяйка Медной горы предупреждает, он не слушается и в результате тоже уходит в гору. Но там превращается в кусок пустой породы посреди огромного малахитового камня. Человек, для которого главное — власть, превращается в этом мире в пустую породу. Потому что это мир художников.
Для богача золото — это символ власти, для алхимика — это символ дня, познания, высшего света. Фаусту же не нужно золото. Алхимикам совершенно не нужен прагматический эффект, им важно, что они открыли еще одну тайну. И в мире Бажова точно так же амбивалентны драгоценности: они, с одной стороны, божественно прекрасны, с другой — кровавы и страшны. То, что мир Бажова страшен, добавляет художественного совершенства. Страшную природу Урала Бажов почувствовал.
Все люди, долго жившие на Урале, знают, что это место с энергетикой довольно мрачной. Тут есть свои преимущества, но суровость местного климата и непроходимость местных лесов наводия на определенные мысли. Именно здесь разразилась самая таинственная история Советского Союза — перевал Дятлова
Я, конечно, не хочу сказать, что в христианском мире Бажову не будет места. Бажов будет главным поэтом языческой России, главным ее мифотворцем. В России всегда будут на равных присутствовать эти две тенденции. Одна — западническая, либеральная, свободная, а вторая — языческая, во многих отношениях уральская.