|
Религиозная вера атеистов во вред религии
Вред и зло религии – центральное послание атеистической публицистики
Между литературой по христианской апологетике (то есть такой, которая обосновывает и защищает христианскую веру с опорой на рациональное мышление) и литературой атеистической можно заметить интересную асимметрию. Христиане главным образом стремятся обосновать истинность своих воззрений; атеисты же стремятся убедить читателя, что христиане (и, шире, верующие вообще) – плохие люди, или, вернее, религия побуждает людей поступать плохо.
Нельзя сказать, что в христианской риторике нет доводов от разрушительных плодов атеизма – но они не носят центрального характера, и чаще всего возникают в ответ на любимые разговоры воинствующих атеистов про «крестовые походы» и «костры инквизиции» – на себя, мол, посмотрите.
Главным содержанием христианской проповеди вовсе не является плохость атеистов. Эта проповедь ничего принципиального не потеряет в своем содержании, если вообще не будет упоминать никаких атеистов.
Воинствующий атеизм, напротив, не может обойтись без своей главной темы – того, насколько христиане плохие, и как много вреда они приносят всему миру. Существует достаточно каноничный набор обвинений, который озвучивает, например, известный британский писатель Филипп Пулман: «Я не верю в Бога сожжения ведьм; я не верю в Бога еврейских погромов, Бога священников-педофилов, Бога монахинь, истязающих детей в монастырских приютах, Бога религиозных войн и пыток инквизиции».
Такой подход стремится не опровергнуть мировоззрение, которого придерживаются оппоненты, а продемонстрировать, что они нравственно отвратительные люди, вызывающие заслуженную ненависть.
В этом интересная особенность воинствующего атеизма, который в наши дни представлен так называемыми «новыми атеистами» в англоязычном мире и их подражателями у нас. Впрочем, ничего нового в нём нет – те, кто еще застал советскую школу, хорошо его помнят.
Как пишет Кристофер Хитченс, «религия отравляет все». Она является, по словам Ричарда Докинза, «корнем всего зла».
Такая ярость выглядит немного странной – с одной стороны, атеизм видит себя как мировоззрение светлой, ясной рациональности, разума, логики, интеллектуальной открытости, а своим врагам вменяет в вину именно ненависть и нетерпимость. С другой – он исполнен гнева, негодования и бьющих через край негативных эмоций.
Впрочем, нам стоит сделать некоторое уточнение – слово «атеизм» может обозначать довольно разные позиции. Общим для этих позиций будет непризнание существования Бога – но дальше они существенно разойдутся. Бывают вполне благожелательные к религии неверующие – они могут видеть в Церкви важный социальный институт, или хранительницу национальных традиций, или опору цивилизации, или еще что-то, что представляется им положительным и важным. Бывают флегматичные атеисты, которым просто нет дела до того, во что верят их соседи. У таких спокойных неверующих громокипение воинствующих атеистов может вызывать неприятие. Философ Майкл Рьюз (сам атеист) сказал об этом явлении: «У меня нет веры. Действительно, нет. Но Роуэн Уильямс – верит, как и многие мои собратья-философы, например, Альвин Плантинга и Эрнан МакМуллин. Я думаю, они ошибаются. Они думают, я ошибаюсь. Но они не дураки, не злодеи и не что-то в этом роде… Я не думаю, что я заблуждаюсь, но достоинство и цельность многих верующих делают меня скромнее в моем неверии».
Но такие неверующие просто спокойно занимаются своими делами и поэтому незаметны.
Заметны атеисты воинствующие, которые тратят много времени и сил на то, чтобы нападать на веру.
В их деятельности есть нечто доброе и полезное – они побуждают людей думать о Боге и Церкви, создают атмосферу бурной дискуссии, в которой христиане получают возможность вновь озвучить доводы, подтверждающие правильность выбранного ими пути.
Но и сам атеизм такого рода представляет собой явление, достойное внимания, – что побуждает людей действовать подобным образом?
Загадочная ярость
В самом деле, неверие в Бога, строго говоря, не требует проявлять такую острую враждебность к религии и приписывать ей всё зло. Более того, если принимать материалистическую картину мира, следует ожидать, что религиозный импульс в человеке должен быть каким-то образом полезен. Если он развился (как и всё, в этой картине мира, в нашей природе) в ходе эволюции, он должен был бы давать какие-то эволюционные преимущества – благочестивые обезьяны лучше ладили между собой и поэтому успешнее охотились, а неблагочестивых съел лев рыкающий.
Из такой картины мира никак не следует, что религия должна быть «корнем всего зла» и «отравлять всё» – напротив, если бы она мешала людям жить и оставлять плодовитое потомство, она бы изгладилась из популяции уже очень давно.
Да и вообще, из того, что вы считаете чье-то мировоззрение ложным, никак не следует, что вы должны считать его «корнем всего зла».
Я, например, считаю учение буддизма ошибочным и в ряде отношений просто диаметрально противоположным истине. Но мне в голову не приходит считать, что буддисты – негодяи, или что буддизм не принес обществам, где он утвердился, ничего, кроме вреда.
Замечательный православный миссионер святитель Николай Японский отмечает: «Нравственное учение у них и свое хорошо; любовь к ближним, например, под влиянием буддизма развита так, что вы не найдете бедняка, которому бы в беде не помогли даже такие же бедняки, как он». Мы можем найти среди буддистов как людей нравственно глубоко привлекательных (например, классик японской литературы Кэндзи Миядзава), так и отталкивающих, как бирманский монах У Вирату, натравливающий толпу на живущую в стране мусульманскую народность Рохинья. Очевидно, справедливость требует судить о буддизме по его добродетельным представителям, а негодяи едва ли воплощают собой буддистский идеал.
Хорошие люди могут заблуждаться; и добродетель иноверцев (которую мы можем признавать и за которую можем быть благодарны) никак не подрывает нашу уверенность в истине.
Более того, если вы хотите как-то повлиять на убеждения людей, довольно странно выражать к ним ненависть и презрение. Это контрпродуктивно. Когда Докинз требует «обращаться с религией с насмешкой и презрением», а его отечественные адепты вместо аргументов предлагают аудитории намеренно глупые и оскорбительные шутки и рассказы о том, какие «веруны» тупые, – это довольно бессмысленно с точки зрения пропаганды.
Что же побуждает людей вести себя таким странным образом?
А разве это неправда?
Конечно, нам могут сказать, что и сожжения ведьм, и священники-педофилы, еврейские погромы и прочие безобразия – реальность, и она вызывает гнев и ярость у атеистов, как у людей честных, достойных и полных любви к страдающему от религии человечеству. Разве это неправда?
Конечно, неправда – в том смысле, что выборочно поданные подлинные факты могут использоваться для конструирования совершенно ложной картины, и подход атеистов к истории достоин отдельного рассмотрения. Здесь мы просто обратим внимание на пару совершенно очевидных и бросающихся в глаза манипулятивных приемов.
Первый состоит в том, что суждение о группе в целом выносится на основании ее преступных представителей.
Конечно, многое из того, что говорится о Церкви, – просто неправда, и это нетрудно проверить, как это, в частности, показано в статье, уже размещённой на «Азбуке веры». Но беззаконники могут оказаться и внутри Церкви. Христос в Евангелии (Мф.7:22:23) говорит о людях, пророчествующих от Его имени, изгоняющих бесов и даже творящих чудеса – но они беззаконники, которых Он никогда не знал.
Почти в любой большой группе людей (если, конечно, это не сонм святых Божьих угодников) всегда найдутся негодяи и преступники.
На этом основан основной прием расистской или националистической пропаганды – во враждебной группе выделяются какие-то отталкивающие типы (а они там наверняка есть) и объявляются её типичными представителями.
Антисемитская, русофобская и какая угодно еще пропаганда работает по этому простому принципу – «они там все такие». Этот прием обладает мощным эмоциональным потенциалом – вызовите в людях возмущение и ненависть какими-то реальными (или предполагаемыми) преступлениями, потом переадресуйте эту ярость группе в целом.
Этот прием можно употребить против абсолютно любой этнической, религиозной, или даже профессиональной группы. Возьмем, например, того же Ричарда Докинза. Докинз – белый англичанин, и модные ныне борцы с расизмом охотно расскажут вам, что на свете нет более гнусных злодеев, чем белые англичане. Они сжигали живьем своих чернокожих рабов на Барбадосе. Они топили в крови индийские восстания. Они травили китайцев опиумом. О чем нам вообще может сказать представитель такой преступной группы? Да как он вообще смеет рот открывать?
Докинз к тому же мужчина (как будто ему мало быть белым) – и тут воинствующие феминистки не упустят случая сказать, что они думают об этом компрометирующем обстоятельстве.
Он – что самое страшное – биолог. Почти все биологи до довольно недавнего времени были расистами. Мы легко найдем самые бесстыдно-расистские высказывания у таких до сих пор почитаемых научных светил, как Эрнст Геккель или Томас Хаксли. В XIX веке чуть ли не единственным известным биологом, который считал папуасов за людей, был Николай Миклухо-Маклай, слывший поэтому большим чудаком и оригиналом.
Следовательно, биолог, да еще и белый англичанин, потомок плантаторов, достоин всяческой ненависти и презрения, как и его взгляды.
Будет ли такая риторика сочтена убедительной? Её просто не примут всерьез. В самом деле, как злодейства предков-плантаторов опровергают взгляды Докинза? Чтобы их опровергать, нужны аргументы (которые мы и приводим), а не взволнованный рассказ о преступлениях людей, которых мы по тому или иному признаку ассоциируем с оппонентом.
Но такого рода риторика столь же бессмысленна и в отношении полемики с христианской верой.
Второй прием, обычный для атеистической пропаганды, – приписывание всех зол и бед влиянию религии.
Мы можем, по той же схеме, напасть на биологию. Ведь именно биология породила «научный расизм», который был респектабельной, почти общепринятой позицией во всем западном мире. Именно эти – научные на тот момент построения – подхватили германские нацисты, которые заявляли, что «национал-социализм – это прикладная биология». Холокост был воплощением именно определенных «научных», а не религиозных представлений.
Перефразируя Пулмана, я мог бы заметить: «Я не верю в биологию газовых камер; я не верю в биологию черепомерок, биологию доктора Менгеле, биологию социал-дарвинистов, биологию евгеники и стерилизации „неполноценных”».
Без биологии не было бы ни нацизма, ни Второй мировой войны, ни многих других ужасов.
Но докажем ли мы этим, что биология – наука ложная и опасная, источник всякого злодейства, и биологов надо срочно изгнать из школ, куда они коварно пролезли?
Едва ли. Нам, скорее всего, возразят, что если биологию использовали злодеи, это никак не опровергает саму науку, и посоветуют, справедливости ради, обратить внимание на благодеяния, оказанные этой наукой человечеству.
Но если этот риторический прием очевидно ложен в отношении биологии – и чего угодно еще – как он может работать в отношении христианской веры? Очевидная нелепость такого рода нападок несколько маскируется эмоциональным надрывом, но никуда не пропадает.
Но сам этот надрыв выдает интересную особенность воинствующего атеизма – его квазирелигиозный характер.
_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
