Скептицизм, или хорошо ли во всем сомневаться?
(Продолжение)
Как отличить здоровый скептицизм от нездорового Но что отличает уместный и здоровый скептицизм от нездорового? Коротко говоря, стремление к истине. Как сказал академик Андрей Зализняк, «Истина существует, и целью науки является её поиск».
Можно добавить – не только науки, но и человеческой жизни вообще, и не только научной истины, но истины мировоззренческой, которая говорит о нашей цели и предназначении в мире.
Той истины, которая отвечает на вопросы: «что я могу знать?», «на что я могу надеяться?», «как мне следует поступать?».
Сомнение необходимо именно потому, что оно побуждает убирать преграды с пути к истине; оно не дает нам успокоиться на истинах контрафактных, пока мы не обретем подлинную.
За такого рода скептицизмом стоит определенного рода вера – ещё не вера в Бога как таковая, но признание определенных метафизических истин и нравственных обязательств.
Чтобы искать истину – и рассматривать слишком легкие и удобные заменители истины как соблазн, который следует отвергнуть, – мы должны верить в то, что истина существует, её возможно найти и её стоит найти. В истине есть подлинное благо.
Мы должны также исходить из того, что человеческий разум способен к познанию истины и, при всей ограниченности его возможностей, способен двигаться в правильном направлении.
Мы также должны признавать определенную нравственную мотивацию – наш долг состоит в поиске истины; а довольствоваться самообманом недостойно.
Такого рода взгляда на мир может придерживаться и атеист.
Но в его картине мира он не находит основания.
Атеизм и (не)здоровый скептицизм Если наша способность к познанию сформировалась – как всё в нас – в ходе биологической эволюции, то мозг – это не инструмент для познания истины; это инструмент для продвижения своих генов.
Эволюция – это гонка, в которой побеждают те, кто лучше справляются с единственной задачей – оставить плодовитое потомство. Абсолютно всё в этой картине мира – избежать опасности, прокормиться, привлечь самок – подчинено этой сверхзадаче, и те, кто разбазаривают ресурсы на что-то другое, просто выбывают из гонки. Между тем, способность к познанию истины является лишней в эволюционном состязании.
Религиозные люди в целом намного успешнее в продвижении своих генов – и, если считать религию заблуждением, мы должны признать, что заблуждение относительно природы мироздания может быть эволюционно полезным, и, таким образом, эволюция явно не поощряет познания истины.
Многоженец-мормон Мэррил Джессоп произвел на свет, по меньшей мере, 54 ребенка от не менее чем 10 жен – то есть продвинул свои гены гораздо успешнее, чем кто-либо из нас; никто не сочтет это свидетельством истинности его мировоззренческих убеждений.
Если наш мозг полностью сформирован эволюцией, он вряд ли годится для поиска истины.
Впрочем, если принимать атеистическое мировоззрение всерьез, это не очень большая потеря, потому что истины о смысле и предназначении нашей жизни просто не существует – у нас нет никакого предназначения, мы порождены бесцельными силами природы в ходе совершенно бессмысленного процесса, лишенного какой-либо цели и замысла.
В этом случае в мироздании не существует и каких-либо объективных этических ориентиров. Как говорит Ричард Докинз, «во вселенной нет ни добра, ни зла, ни цели, ни замысла, ничего, кроме слепого, безжалостного безразличия».
Признавать, что истина существует, её следует искать, её можно найти и её стоит найти – значит наделять мироздание (и человеческую жизнь) смыслом, которым оно бы не могло обладать в последовательно атеистической картине мира.
За здоровым скептицизмом стоит (осознаваемое или нет) мировоззрение, которое явно отличается от мировоззрения того же Ричарда Докинза.
Материализм и вера без доказательств Есть известная цитата из британского философа и математика XIX века Уильяма Клиффорда: «Всегда, везде и для всех неправильно верить во что-либо при отсутствии достаточных доказательств». Если вы интересуетесь диалогом между верующими и атеистами, вы обязательно на неё наткнетесь.
Чаще всего её цитируют атеисты, полагая, что у веры нет достаточных оснований.
Однако с ней вполне может согласиться и верующий – разумеется, верить без обоснований неправильно.
Мы все склонны верить в то, во что мы хотим верить – и охотно доверяем людям, которые льстят нам и говорят, что мы были правы с самого начала. Это может иметь самые печальные последствия – особенно во время кризисов, эпидемий или конфликтов.
Суровый психологический аскетизм – когда мы, перед тем как поверить какому-то сообщению и переслать его дальше, тщательно выясняем, правда ли это – требует немалой дисциплины.
Ещё труднее признать что-то, что не помещается в нашу картину мира – к которой мы привыкли, с которой мы сжились, которая составляет важную часть нашей идентичности и отношений с другими.
Поэтому мы можем согласиться с призывом подвергать всё сомнению и тщательно проверять, всегда быть готовыми ответить на вопрос «откуда это стало известно?» и «надежен ли этот источник?».
Ошибка атеистов не в том, что они требуют обоснований – христиане должны им эти обоснования предоставить, благо, они есть.
Она в том, что они выводят из-под этого законного требования своё собственное мировоззрение. Какие у нас есть доказательства материализма? Какие у нас есть основания принимать его по умолчанию? Как философская концепция, он не может быть доказан научно. Невозможно поставить эксперимент и по его итогам обоснованно заявить: «Вся реальность сводится к материи, обращающейся по неизменным законам».
Материализм проигрывает по собственным правилам; у нас есть доказательства бытия Божия – которые могут убеждать вас или нет. Но у нас нет никаких доказательств истинности материализма.
Обоснованная вера Итак, у нас нет оснований выводить из-под действия принципа «подвергай все сомнению», взгляды самих атеистов, которые этот принцип провозглашают.
Но не оставляет ли это нас в полной пустоте, без возможности знать что-либо о мире?
Прежде всего, что мы называем словом «знать»? Знание имеет различную степень очевидности. Например, я знаю, что обладаю сознанием и свободной волей. Даже если всё остальное является иллюзией, и я нахожусь внутри какой-нибудь огромной компьютерной симуляции, я могу знать, что, в любом случае, я обладаю сознанием и принимаю решения.
С несколько меньшей очевидностью я знаю о существовании окружающего мира – он, теоретически, может быть сном, галлюцинацией или чьим-то наваждением. Обычно нам в голову не приходит так думать – но, как уже давно отметили философы, строгих доказательств реальности чего-либо, кроме нашего индивидуального сознания, у нас нет. Солипсизм – убеждение, что существую только я, а всё остальное – мой сон, логически неопровержим.
Мы выбираем верить в то, что окружающий мир и другие люди существуют на самом деле.
Но здесь нас подстерегает ещё одна проблема – того, что называют «философскими зомби». Откуда я знаю, что другие люди обладают сознанием, подобным моему?
Я же не могу его видеть – всё, что мне доступно, это слова и поступки других людей. Но мы легко можем представить себе достаточно совершенного робота – первые попытки такого рода нам всем знакомы, гаджеты уже могут поддерживать несложную беседу – который бы имитировал речь и поведение человека, не обладая ничем похожим на сознание.
То есть речь и поступки, подобные человеческим, строго говоря, не доказывают, что мой ближний обладает сознанием. Но эта проблема вряд ли всерьез нас беспокоит – мы признаем в ближних подобных нам самосознающих личностей без каких-либо усилий.
Далее мы переходим к знаниям, которые мы получили от других людей. Большая часть наших знаний о мире состоит из того, что мы не видели своими глазами и не проверяли на собственном опыте.
Недавно известный певец заявил, что Земля – плоская, а все свидетельства её шарообразности – обман и надувательство. Над этим можно смеяться, но ведь, и в самом деле, очень немногие из нас летали в космос и видели Землю со стороны. Все остальные просто полагаются на свидетельства других людей.
В нашей повседневной жизни мы, как правило, опираемся не на непреложное знание, а на обоснованные, разумные предположения. Откуда я знаю, что могу доверять врачам в районной поликлинике? Могу ли быть уверен, что они не составили заговор, чтобы сжить меня со свету?
У меня нет достоверного знания об этом. Даже если бы я имел данные прослушки кабинета и знал, о чем врачи говорят до или после моего визита, я бы мог предполагать, что они обсуждают свои коварные планы где-то ещё.
Я просто исхожу из того, что у меня есть основания полагать врачей компетентными и добросовестными специалистами, у которых нет намерения причинить мне вред. На основании этой моей веры я следую их рекомендациям.
Можете ли вы знать, что пилот самолета, в который вы садитесь, не сошел с ума и не погубит себя и вас? По крайней мере, один такой случай был. Вы не знаете наверняка, но вы принимаете решение занять свое место в салоне.
Это вполне разумно – если бы мы требовали абсолютно достоверного знания в каждом случае, мы не смогли бы нормально жить и нуждались бы в помощи специалистов. Хотя, чтобы принять их помощь, нам, опять-таки, пришлось бы им поверить.
Наше знание Бога не является принудительным – мы можем отрицать Его, если захотим. Как мы можем отрицать шарообразность Земли или добросовестность врачей. Но оно является обоснованным.
Мы обладаем разумом, пригодным к познанию истины; мы обладаем совестью, которая говорит нам, что стремиться к такому познанию – наш долг и предназначение. Мы живем в мире, где расставлено множество указателей, развёрнутых в одну сторону, – у мира и у нас самих есть личностный, нравственно благой Создатель, Который наделил нас разумом, совестью и способностью к познанию.
Когда мы прилагаем критерии скептицизма к вере в Бога и к материализму, вера оказывается чем-то явно более обоснованным и прочным.
_________________ Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!
|