Форум атеистов Рунета

Кто не проголосовал за Путина? ВСЕ НА ВЫБОРЫ!!!!!!!!!

_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!

Слава великому Путину! Путин до 2036 года!

_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!

Был ли коммунизм атеистическим?

(Продолжение)

Почему атеистам приходится отрицать очевидное
Христианин (или любой вообще не-атеист) может чрезвычайно изумиться мысли, что коммунисты не были атеистами. Кто не был атеистом? Ленин? Сталин? Мао? Пол Пот? Энвер Ходжа? Эти люди прямо заявляли себя материалистами, враждебными любому богопочитанию, государство воспитывало людей в духе решительного атеизма, и отрицать это также невозможно, как отрицать, например, то, что Древний Рим существовал на самом деле.

Однако есть люди, которые отрицают реальность Древнего Рима, полагая все данные о нем средневековыми фальсификациями – как поклонники Фоменко и Носовского. Как есть и люди, отрицающие, что тоталитарные режимы ХХ века были атеистическими – несмотря на прекрасно сохранившиеся документы, официальные программы партий, книги, статьи, плакаты и многое другое.

Почему люди, горячо призывающие «следовать научным данным» и восхваляющие «интеллектуальную честность» в этом случае предпочитают упорно не замечать в комнате слона? Со стороны это производит гротескное впечатление – но воинствующий атеизм не может без этого выжить.

Конечно, история атеистических режимов, строго говоря, еще не доказывает, что атеизм ложен. Можно не верить в Бога и признавать, что в России, Китае и других странах произошло то, что произошло.

Но яркий публицистический атеизм в стиле Ричарда Докинза, Кристофера Хитченса или их отечественных подражателей – это нечто гораздо большее, чем просто неверие в Бога.

Это эмоционально насыщенная система ценностей, которая позволяет людям чувствовать, что их жизнь осмыслена, что они находятся на правильной стороне истории и сражаются в рядах сил добра. Она подразумевает глобальный миф, в котором все находит свое место и получает свое объяснение – история есть борьба «разума и науки» против «религиозного мракобесия» . Религия является «корнем всего зла» (Ричард Докинз) или «отравляет все» (Кристофер Хитченс), она помрачает разум, порождает все войны и преследования в истории, она душит всякий прогресс, стоит преградой на пути улучшения жизни людей. Этому многоголовому дракону противостоит «наука», которая освобождает людей от тяжелого морока религиозных суеверий, и несет человечеству неисчислимые благодеяния.

Конечно, исторически этот миф грубо неверен – наука не выросла в «борьбе с религией». Она выросла в лоне христианской веры, и выдающиеся деятели научной революции – такие как Кеплер, Бойль, Ньютон и другие – были не только представителями христианской культуры, но и лично глубоко верующими людьми. Однако историческая недостоверность мифа вовсе не означает его непривлекательности – и у людей есть мощные (хотя и внерациональные) причины за него держаться.

Желание представить атеистические идеологии как «своего рода религии» не просто понятно, оно неизбежно. Опыт государственного атеизма ХХ века разрушает воинствующий атеизм и на интеллектуальном, и на эмоциональном уровне.

В «Письмах баламута» один бес советует другому: «Самоуверенная тарабарщина, а не аргументы, поможет тебе удержать пациента вдали от церкви. Не трать времени на то, чтобы убедить его в истинности материализма: лучше внуши ему, что материализм силён или смел, что это философия будущего».

История ХХ века ломает эту картину.

Англоязычный атеизм (который многие подхватывают и у нас) – это философия подросткового бунтарства, значительная часть его привлекательности связана именно характерным переживанием побега из мира душных догм на свободу, когда человек больше не позволяет другим решать, во что ему верить, но думает самостоятельно, и ищет истину без оглядки на то, что ему внушали в детстве. Религия изображается как детство человечества, инфантильный мир, в котором люди отдают свою совесть и разум религиозным авторитетам. Смелый и дерзкий атеист отчаянно бросает вызов инквизиторам (кости которых уже многие столетия покоятся в земле), и утверждает свою свободу в противоборстве с навязанными авторитетами.

Любимый термин атеистов – «свободомыслие» отражает именно это переживание свободы и личного достоинства, когда человек утверждает себя в качестве существа свободного и разумного – против тех, кто пытается поработить его мысль. Как пишет известный антихристианский автор Филипп Пуллман, «Есть две великие силы и они сражались с начала времён. Все улучшения в человеческой жизни, все клочки знания, мудрости и достоинства, что у нас есть, были вырваны одной стороной из зубов другой. За каждый клочок человеческой свободы шла ожесточённая борьба между теми, кто хочет, чтобы мы знали больше и были мудрее и сильнее, и между теми, кто хочет, чтобы мы лишь скромно подчинялись» («Скрытый нож»).

Те государства, в которых атеизм был государственной идеологией – СССР, Китай, Албания, Северная Корея и другие – менее всего соответствовали этому смелому прометеевскому образу. Разговоры о «свободе мысли», так любимые атеистами, на фоне государственного безбожия звучат издевательски – именно государство определяло во что тебе следует верить, а твердый атеизм был признаком не смелого вызова, а, напротив, покорного конформизма. Парадокс – который может показаться забавным нам, но в котором не было ничего смешного для тех, кто жил в то время – состоит в том, что государственный атеизм демонстрировал именно те пороки, в которых так любили (и до сих пор любят) обвинять религию.

Нечто похожее мы наблюдаем в некоторых средах современного Запада – приверженность сколько-нибудь аутентичному христианству, отказ поддерживать гендерную идеологию, будет стоить вам карьеры – в точности как с «запоротой характеристикой» в СССР.

Другая причина – светлое атеистическое будущее, которое атеисты еще ожидают, уже было, в странах государственного атеизма. Большинство людей находят этот опыт непривлекательным.

Но, может быть, самое важное – опыт ХХ века выбивает из рук атеистов их любимый лозунг о религии как об источнике войн, тирании и нетерпимости. Имел место грандиозный социальный эксперимент жизни без религии – сотни миллионов людей жили в обществах, где влияние религии на общественную жизнь было практически уничтожено. Вера в сверхъестественное, которую атеисты настойчиво предлагают в качестве «корня всего зла» была успешно подавлена.

Увидели ли мы общества гуманные, терпимые, и процветающие? Хотя бы несколько более гуманные, терпимые и свободные, чем те, в которых религия продолжала сохранять свое влияние? Увы, но все данные указывают на обратное явление – уровень нетерпимости, несвободы и общей жестокости заметно вырос.

Российская Империя, с Православием в качестве государственной религии, не была раем на земле – но была обществом несопоставимо более гуманным и свободным, чем сменившая ее атеистическая диктатура. Это легко проследить, в частности, по статистике смертных казней – в СССР казнили в сотни раз больше людей, чем при царях. Воцарение атеизма, при всех его лозунгах прогресса, привело к глубокой архаизации всего общества.

Все то плохое, что атеистическая пропаганда приписывает религии – угнетение, репрессии, свирепая непримиримость к инакомыслию, «догматизм» в смысле полной подчиненности мышления набору утвержденных властями верований – оказалось, на самом деле, бросающимися в глаза чертами государственного атеизма.

Более того, такой любимый сюжет, как «борьба науки и религии» в реальности оказался «борьбой науки и атеизма». Самый острый случай конфликта между религией и наукой, когда католическая инквизиция принудила Галилея отказаться от его научных взглядов, закончился тем, что ученого посадили под домашний арест. Джордано Бруно – которого в советской школе предлагали как «мученика науки» – пострадал не за науку, а за оккультизм.

Кто реально казнил ученых – так это твердые материалисты. Наш выдающийся, мирового значения биолог, Николай Вавилов, был подвергнут травле, как ответственный за то, что «гегемонию в нашей сельскохозяйственной науке завоёвывает учреждение насквозь реакционное, не только не имеющее никакого отношения к мыслям и намерениям В. И. Ленина, но и классово им чуждое и враждебное».

В постановлении о его аресте было сказано, что «продвигая заведомо враждебные теории, Вавилов ведёт борьбу против теорий и работ Лысенко, Цицина и Мичурина, имеющих решающее значение для сельского хозяйства СССР». Великий ученый умер от тяжелых условий содержания в тюрьме.

Если бы в роли преследователей биолога выступали представители Церкви – этот пример был бы внесен во все учебники, как пример «борьбы науки и религии» и его бы поминали всякий раз как доказательство зловещей сущности веры в Бога, которая душит свободную мысль и не может снести научной истины.

Но это не религия грубо вмешивалась в науку и подвергала ученых преследованиям – а ровно наоборот, материалистическая и атеистическая идеология.

«Пулковское дело», когда десятки ученых разных научных специальностей были арестованы и осуждены по облыжным обвинениям, большая часть из них была расстреляна или умерла в тюрьме, тоже было инициировано отнюдь не верующими – а приверженцами «единственно верного материалистического мировоззрения» .

Поучительным документом является стенограмма заседания ВАСХНИЛ 1948 года, где в вину ученым ставятся не собственно научные огрехи, а именно предполагаемое несогласие с материализмом. Можно вспомнить и кампанию против «буржуазной лженауки кибернетики» .

Собственно, и сейчас главную угрозу для науки на Западе представляют отнюдь не религиозные фундаменталисты, а как раз адепты светской тоталитарной идеологии. Недавно сам Ричард Докинз был лишен звания «гуманист года» за то, что выразил сомнения в трансгендерной идеологии. Правда, мы можем надеяться, что его никто не расстреляет и не уморит в тюрьме – до государственного атеизма в Британии пока далеко.

Атеистический миф и историческая реальность
Итак, когда атеисты приходят к власти – где бы это ни происходило – общество, отрекшееся от Бога, начинает воспроизводить самые худшие черты, которые атеисты постоянно приписывали религии. Это, если и не опровергает атеизм как таковой, то уничтожает весь стоящий за ним эмоциональный драйв – мол, все зло от религии, вот стоит нам, светочам разума и науки, победить мрачные суеверия, и явится дивный новый мир. Он уже явился – во всей своей мощи и славе – в ХХ веке. Мы можем оценить результаты этого самого грандиозного социального эксперимента в истории. Если эти результаты нам и не нравятся, то добродетель научной честности требует их, все же, признать.

_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!

ПОЗДРАВЛЯЮ всех с победой Владимира Владимировича Путина на выборах Президента России! УРА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Слава России!!!!!!!!!!!!!! Теперь заживём! Дадим хохлам!

_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!

Почему никто не радуется? Путин - наш Президент! Ура! Слава России!

_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!

Возможно ли «научное мировоззрение»?

Люди довольно часто – почти на автомате – говорят о «научном мировоззрении», которое противостоит «религиозному». Как пишут на одном из атеистических сайтов, «Много столетий продолжается острая идеологическая борьба между научным знанием и религиозной верой. Наука и религия, каждая в отдельности, дают людям определенную совокупность взглядов на окружающий мир, на место человека в этом мире, понимание и оценку окружающей действительности. Эта совокупность взглядов и называется мировоззрением».

В чём ошибка подобного рода рассуждений? В смешении двух явлений – научной картины мира и материалистического мировоззрения. Между тем эти явления находятся в разных категориях – из научной картины мира никак не следует материализма, а построить мировоззрение на науке как таковой невозможно из-за принципиальной ограниченности научного метода, который просто не отвечает на вопросы о ценностях или о месте человека в мире.

Ненаучные причины «борьбы науки и религии»
В советские годы в моих любимых детских книжках про науку обязательно делалось несколько выпадов против веры в Бога и церковников, которые, как могут, мешают развитию научного знания. Авторы должны были подчеркнуть, что вера в Бога несовместима с подлинно научным, марксистско-ленинским мировоззрением. Сегодня мы понимаем, что это было требование идеологии, а не, собственно, науки – а претензии этой идеологии на «научность» были опровергнуты ее собственным критерием – практикой.

Но некоторые существенные для марксизма-ленинизма элементы пережили его крушение. Одним из них является вера в «несовместимость научной, материалистической картины мира» с верой в Бога.

С тех пор много воды утекло – государственный атеизм стал делом не только прошлым, но и, кажется, напрочь забытым. Сейчас молодые атеисты даже не верят, когда им рассказываешь, что светлое царство научного атеизма уже было – и я в нем родился и вырос.

Но осталась одна из ностальгических черт того времени – вкрапление в научно-популярные материалы нападок на веру в Бога. Политических причин этому в наши дни нет – хотя остаются некоторые психологические.

Самый простой способ идентифицировать себя с группой – это риторически вооружиться против ее (реальных или предполагаемых) врагов. Чтобы «встать на сторону науки» и почувствовать себя в рядах «сил разума и прогресса», нужно выразить враждебность к «врагам науки». У науки, действительно, есть враги.

С одной стороны, реальные, но неудобные – это светские идеологии, которые превозносят науку и объявляют себя «научными» – как марксизм-ленинизм и национал-социализм – и в то же время требуют от ученых подчиняться их идеологическим стандартам. Мы можем вспомнить знаменитую сессию ВАСХНИЛ 1948 года, где ученые подверглись разгрому не за какие-либо научные огрехи, а за предполагаемое несоответствие их взглядов материалистическому мировоззрению. В Третьем Рейхе, где «арийской» должна была быть не только биология, но и физика, положение было ещё хуже. В наши дни давление на науку в западных странах исходит не от церковников – покажите мне церковника, который мог бы добиться увольнения преподавателя или исследователя за неблагочестие – а от так называемой «cancel culture», активисты которой находят невыносимое угнетение уязвимых меньшинств даже в самых базовых фактах биологии. Но светские идеологии – враг хотя и реальный, но именно поэтому неудобный. Как чисто практически – с их адептами опасно портить отношения, так и психологически – они же выдают себя за своих и охотно клянутся именем науки.

С другой стороны, можно найти ненастоящих, но удобных врагов – церковников. «Конфликт науки и религии» – миф, но миф удобный и поэтому востребованный. Люди охотно повторяют хорошо знакомую нам, бывшим советским школьникам и студентам, мантру про «несовместимость научного и религиозного мировоззрения».

Но что если мы попробуем рассмотреть вопрос по существу? Как «научная картина мира» соотносится с материализмом, или, напротив, верой в Бога?

Что такое научная картина мира
Как пишет В.И. Красиков в своем учебнике «Философия и философия науки»,

«Научная картина мира – это система общих представлений о мире, вырабатываемых на соответствующих стадиях исторического развития научного познания.

Научная картина мира – это такой горизонт систематизации знаний, где происходит теоретический синтез результатов исследования конкретных наук со знаниями мировоззренческого характера, представляющими собой целостное обобщение совокупного практического и познавательного опыта человечества.

Научная картина мира – это множество теорий, в совокупности описывающих известный человеку природный мир, целостная система представлений об общих принципах и законах устройства мироздания».

Любая такая картина, как отмечает тот же автор, неизбежно носит схематический характер.

«Картина мира, как и любой познавательный образ, упрощает и схематизирует действительность. Мир как бесконечно сложная, развивающаяся действительность всегда значительно богаче, нежели представления о нем, сложившиеся на определенном этапе общественно-исторической практики. Вместе с тем за счет упрощений и схематизаций картина мира выделяет из бесконечного многообразия реального мира именно те его сущностные связи, познание которых и составляет основную цель науки на том или ином этапе ее исторического развитии».

Научная картина мира неизбежно является плодом упрощения и схематизации – какие-то элементы реальности выделяются, какие-то оставляются за кадром как незначащие. Эта схематизация и упрощение многократно усиливаются, когда мы переходим от, собственно, науки, к научно-популярной литературе. В этом нет ничего плохого – просто так работает эта сфера человеческого познания.

Проблемы начинаются, когда люди воспринимают эту схематическую картину мира как реально – или, хотя бы, потенциально – исчерпывающую.

Схема эвакуации при пожаре, которая висит на стене офиса, может быть истинной – в том смысле, что верно описывает расположение помещений – и, на случай беды, просто необходимой, но она не содержит всей истины. Мы не узнаем из неё, каково предназначение этого предприятия, что за люди там работают, каковое их семейное положение, мечты или планы.

Схема описывает ту часть реальности, которая определяется ее предназначением – сохранить человеческие жизни в случае пожара. Она оставляет за кадром всё остальное.

Научная картина мира может быть истинной (с некоторыми оговорками, исходящими из принципа фаллибилизма), важной, полезной, прекрасной, вдохновляющей, вызывающей восторг и трепет – но она не является, и никогда не может быть, исчерпывающим описанием реальности. Не только потому, что научное знание всегда ограниченно, а ещё и потому, что сам научный метод способен охватить только часть реальности.

Обычно профессиональные ученые с этим и не думают спорить – конечно, научный метод отвечает на вопросы, ответ на которые может быть получен путем повторяющихся наблюдений и воспроизводимых экспериментов. И это далеко не все вопросы, ответ на которые важен.

Однако для людей, противопоставляющих «религию» и «науку», принципиально важна картина мира, в которой всё, что только может быть сказано о реальности, должно быть сказано на языке науки.

Такой взгляд на всемогущество естественных наук связан с философией, которую называют материализмом или, говоря об оттенках того же самого – физикализмом и натурализмом.

Научная картина мира и философия материализма
Когда говорят о «научной, материалистической картине мира», нам важно уточнять, что имеется в виду. Научные модели реальности, действительно, исходят из принципа натурализма – то есть они принципиально не включают в себя что-либо сверхъестественное.

Как сказано в учебнике по философии науки С.А.Лебедева,

«При построении современных научных моделей реальности используют следующие методологические принципы. Во-первых, это натурализм, т. е. отрицание существования каких-либо духовных феноменов, познание которых невозможно посредством научных методов. Во-вторых, это принцип, согласно которому не может существовать картины мира, которые не опирались бы на теоретический аппарат точных наук. В-третьих, это фаллибилизм – убеждение в том, что мы не можем рассчитывать на получение абсолютно достоверной картины мира. Каждая конкретная теория имеет свои границы применимости и может быть подвергнута изменениям. В-четвертых – это принцип фальсификации – возможность опытного опровержения утверждений теории. Любое знание, например, религиозные догматы, нельзя считать научными. Пятый метод – историзм – его смысл в том, что не могут существовать модели картин мира, свободные от идеологических, познавательных и телеологических влияний своей исторической эпохи».

Здесь нам надо уточнить, что имеется в виду под «натурализмом» и «сверхъестественным». Натурализм рассматривает вселенную как замкнутую систему причинно-следственных связей, которая управляется безличными и неизменными законами. Любое событие в этой системе рассматривается как результат предыдущих состояний системы и законов природы.

Этот подход противопоставляется донаучному – когда события приписывались деятельности тех или иных личностных агентов, богов и духов. В древности люди полагали, что солнечное затмение вызывается тем, что Солнце проглатывает дракон (или волк), и надо поднимать крик и шум, чтобы заставить хищника выпустить светило. Простодушные дикари могли убедиться, что их усилия дали результат – враг выпустил Солнце, и мир спасен от гибели.

Но сегодня мы знаем, что затмения полностью описываются законами, по которым светила обращаются по своим орбитам, и мы можем точно предсказать, когда будет затмение, сколько оно продлится, и где будет наблюдаться. Явление, полное мистического ужаса, превратилось в невинное развлечение.

«Сверхъестественное» – это то, что не входит в эту, полностью подчиненную законам природы, систему. Ученый, в рамках своего метода, не может и не должен объяснять происходящее в лаборатории вмешательством ангелов. Он может искать объяснения только в рамках естественных причин.

Когда говорят, что наука исключает сверхъестественное, это верно в том смысле, что сверхъестественное не является предметом изучения естественных наук.

Однако это может означать две разные вещи – «мы, в рамках нашего метода, этим не занимаемся» или «этого не существует».

Любой ученый-естественник является методологическим натуралистом – у него просто нет никаких инструментов для работы со сверхъестественным. Однако далеко не все ученые отрицают сверхъестественное в принципе – среди них немало христиан, и, более того, европейская наука была создана христианами.

Когда атеисты ссылаются на «материализм» науки или говорят о том, что ни один ученый не допускает присутствия Бога в лаборатории, они – осознанно или нет – путают два тезиса: «наука этим не занимается» и «этого не существует». Врачи в больнице, которым на скорой привезли человека с пулевым ранением, не занимаются расследованием того, кто в него стрелял – это работа совсем других профессионалов. Медики не расследуют преступлений; сыщики не лечат раны – дедуктивный метод Шерлока Холмса, а равно все их профессиональные навыки тут неприменимы. Однако из посылки «здесь не работает наш метод» никак не следует вывод «этого не существует».

Религиозная картина мира не конфликтует с научной – она просто включает ее в себя, как подсистему. Существует материальный мир, который описывают естественные науки, – тут мы не спорим. Мы просто полагаем, что реальность не сводится к материальному миру.

Есть ли у нас основания так полагать? Множество, но для начала мы можем обратить внимание на то, что в мироздании, несомненно, присутствуют над-природные сущности – мы, конечно, можем не верить в ангелов, но было бы трудно отрицать существование людей, обладающих сознанием и свободной волей. Наши поступки определяются чем-то, выходящим за рамки законов природы – нашим личным произволением. Природные процессы всегда развиваются согласно неизменным законам; человек, напротив, сам принимает решения, как ему поступить. Само существование человеческой свободы уже несовместимо с картиной мироздания, в которой нет ничего, кроме материи.

Ответ материализма сколь тут неизбежен, столь и саморазоблачителен – свобода воли объявляется иллюзией. Известный атеистический автор Сэм Харрис даже написал целую книгу, которая так и называется – «Иллюзия свободной воли».

Однако любые доводы против свободной воли абсурдны по той очевидной причине, что для того, чтобы хотя бы рассмотреть их – не говоря уже о том, чтобы изменить свою позицию под их влиянием – необходимо совершить ряд актов этой самой свободной воли.

Итак, для того, чтобы заниматься естественными науками, важно исходить из реальности материи – а вот считать ее единственной реальностью – совсем не обязательно.

_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!

Возможно ли «научное мировоззрение»?

(Продолжение)

Религия сциентизма
То, что называют «конфликтом науки и религии», на самом деле, можно было бы назвать конфликтом двух религий. Конечно, поклонники «научного атеизма» не религиозны, если говорить о вере в сверхъестественное – напротив, его-то они и отвергают самым решительным образом.

Но мы можем говорить о «религии» в более широком смысле – например, исходя из определения Пауля Тиллиха, который говорит о религии как о «предельной заботе», чём-то таком, что для человека является самым важным в жизни. Или мы можем вспомнить определение Эриха Фромма: «Под «религией» я понимаю любую систему взглядов и действий, которой придерживается какая-то группа людей и которая дает индивиду систему ориентации и объект поклонения».

В этом смысле «наука» воспринимается некоторыми ее горячими приверженцами (необязательно учеными и даже чаще не учеными) как объект поклонения, в котором ищут именно того, что люди традиционно ищут в религии – смысла и оправдания жизни, личной идентичности и принадлежности к великой традиции.

Конечно, любой профессионал – в том числе, ученый или популяризатор – нуждается в сознании того, что он занимается нужным и достойным делом. И наука таким делом, безусловно, является. Но определенный взгляд на мир идет намного дальше – наука видится как единственный источник истины и смысла. Такое отношение называется «сциентизмом».

«Философский словарь» Андре Конт-Спонвиля дает этому явлению такое определение «Религия науки; наука, рассматриваемая как религия. Сциентист утверждает, что наука изрекает абсолютные истины, тогда как она сообщает лишь относительные знания; что наука призвана руководить всем на свете, тогда как она способна лишь описывать и (иногда) объяснять происходящее. Сциентист возводит науку в ранг догмы, а догму превращает в императив… наука не способна заменить ни мораль, ни политику, ни тем более религию. Сциентизм утверждает обратное, и в этом его ошибка».

Сциентизм порождает интересный парадокс. Научный метод не рассматривает вопросы ценностей, целеполагания или смысла – он отвечает на вопросы «как» развиваются те или иные природные процессы, но ему совершенно чужд вопрос «зачем?». Он не видит в природе, которую он исследует, ничего похожего на смысл и ценность – подобно тому, как на старинной черно-белой фотографии не виден цвет. Как выражает этот взгляд Ричард Докинз, «во вселенной нет ни добра, ни зла, ни цели, ни замысла, ничего, кроме слепого, безжалостного безразличия».

Как отмечал еще Дэвид Юм, из «сущего» – то есть утверждений о том, что дела обстоят таким-то образом – не следует «должного», то есть каких-либо требований или идеалов. Наука носит описательный, а не предписательный характер. Она может открывать явления или процессы в материальном мире, но не может открыть ничего о смысле жизни, нашем нравственном долге или добре и зле.

Научная картина мира помогает нам понять химический состав красок, которыми написана великая картина, и почему именно эти комбинации веществ производят именно такой оттенок; нет ли под поверхностью позднего и посредственного изображения более древнего шедевра. И что нам нужно делать, чтобы сохранить творение гения от разрушения, которое могут вызвать перепады температуры или микроорганизмы.

Наука также позволила создать технологии, которые позволяют нам увидеть шедевры из музеев далеких городов на экранах своих мониторов.

Но наука не отвечает на вопрос: а чем, собственно, так ценен этот шедевр, и почему мы вообще должны заботиться о его сохранении.

Медицинские технологии достигли такого развития, что врачи уже делают операции ребенку, который находится в утробе матери. В то же время миллионы таких же детей в утробах лишаются жизни, потому что они не нужны их отцам и матерям, а технологии сами по себе не могут объяснить им, зачем они должны принять и любить этих детей.

Иначе говоря, наука не отвечает на вопрос о ценностях – в том числе, ценностях самой науки.

Сциентист, таким образом, полагает смысл своей жизни, предельную заботу и высшую ценность во взгляде на мир, в котором в принципе не может быть ни того, ни другого, ни третьего.

В этом отношении интересно высказывание ревностного сциентиста А. Маркова, который огорчается на то, что авторы книг об эволюции часто цитируют высказывание Дарвина, завершающее его знаменитую книгу о происхождении видов: «Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм».

Марков видит в этом уступку Дарвина общественному мнению того времени и с огорчением замечает, что «просто удивительно, как удается до сих пор некоторым людям не замечать подлинного величия, захватывающей дух красоты научной картины мира».

Научная картина мира, действительно, заставляет изумляться величию Творения – но что автор имеет в виду, говоря о «подлинном величии» или «захватывающей дух красоте»? Эти понятия, очевидно, не являются научными – и взволнованный язык, к которому он прибегает, совсем не является языком науки.

Он говорит о ценностях – таких, как красота и величие, и утверждает, что эти ценности присущи научной картине мира, а люди, не замечающие этого, неправы и вызывают у него огорчение. Причем красота и величие мироздания, открываемые нам наукой, есть нечто объективное, существующее на самом деле – что мы должны увидеть, чему мы должны воздать должное.

Но мироздание, в котором присутствуют ценности, – их мы должны заметить и признать – уже не может быть полностью описано на языке науки. У туманности Андромеды, с точки зрения науки, может быть размер, светимость, скорость относительно других объектов и т. д., но у нее не может быть такого свойства, как «красота».

Сама наука не может существовать без ценностей – стремления к истине и познанию, интеллектуальной честности, глубокого смирения перед истиной, которое побуждает людей отказываться даже от любимых теорий, когда данные их опровергают. Но сами эти ценности не могут быть научно обоснованы. В научной картине мира как таковой нет ценностей – там есть только безразлично движущаяся материя. Вы не можете поставить эксперимент и сказать: «Мы получили такие-то результаты и, следовательно, должны стремиться к истине».

Ценности могут существовать только в мире, который не сводится к движущейся материи, – и только в таком мире наука может являться подлинным благом. Потому что в мире, где «нет ни добра, ни зла, ни цели, ни замысла», никакого «подлинного блага» просто не может быть.

Наука может быть подлинным благом только в том случае, если она – не абсолютное благо.

Неполнота научной картины мира
У меня мало общего со знаменитым атеистическим публицистом Кристофером Хитченсом (несколько лет назад он, увы, скончался), но есть область, в которой мы бы могли понять друг друга. Я, как и он, очень люблю астрофотографии – не в том смысле, чтобы снимать, увы, у меня, как у жителя мегаполиса, нет такой возможности. Но я очень люблю смотреть снимки звездного неба, сделанные другими, – как любителями с земли, так и профессионалами с помощью огромных орбитальных телескопов. Один и тот же участок неба может выглядеть очень по-разному, в зависимости от того, в каком диапазоне сделан снимок – в видимом, в инфракрасном, в ультрафиолетовом, в радиодиапазоне.

Каждый диапазон позволяет узнать нечто свое о мироздании в целом и об этом участке неба. Изображения далеких туманностей в каждом из этих диапазонов поразительно прекрасны. И все они истинны – хотя и выглядят иногда неузнаваемо по-разному.

Мы бы просто не поняли человека, который сказал бы, что изображение, скажем, крабовидной туманности является «истинным» только в одном из диапазонов.

Эти изображения не опровергают друг друга; они частично пересекаются и накладываются друг на друга, и каждое из них открывает нам какую-то сторону истины о мире, в котором мы живем.

Вполне можно сказать: «научная картина мира является истинной» (или, вернее, приближает нас к истине). Но она охватывает только часть реальности – и наше мировоззрение в целом, которое включает в себя «совокупность взглядов на окружающий мир, на место человека в этом мире, понимание и оценку окружающей действительности», не может быть построено на науке. Оно неизбежно включает в себя то, что предметом рассмотрения науки не является – ценности и представления о месте человека в мире.

Наука никак не предполагает материализм – как не опровергает она (и, в рамках своего метода, не доказывает) бытия Божия.

Полнота Истины
Таким образом, мировоззрение в принципе не может быть научным – наука, в рамках своего метода, не отвечает на вопросы о ценностях, смысле жизни или месте человека в мире. Мир, в котором мы живем, не может быть полностью описан средствами науки.

Но нам стоит отметить, что добытые ей данные, – например то, что наша Вселенная имела начало и обладает «тонкой настройкой», как сам факт математической структуры мироздания, которую исследуют ученые, косвенно указывают на творящий Разум, «Логос», стоящий за тем мирозданием, которое они наблюдают.

Существует мировоззрение, включающее в себя этот Логос, – первопричину всего, бытия Вселенной и рационального порядка, который мы в ней видим, нас самих, как существ, способных мыслить, искать истины и восхищаться красотой.

Его открыл нам Сам Логос, то самое «Слово», о Котором идет речь в прологе Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоан.1:1).

Этот Логос, стоящий за возникновением – и бытием – Вселенной, стал человеком в лице Иисуса Христа. Мы можем обратиться к Нему, уверовать в Него, причаститься Ему. И тогда мы обретем истинное – православное – мировоззрение.

_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!

Читая атеистическую публицистику, нельзя не обратить внимания на интересный парадокс. Движение, которое клянется именем науки, – как высшей ценности и источника истины, – без какого-либо сопротивления принимает самые вопиюще антинаучные взгляды, лишь бы они исходили не из религиозных, а из антирелигиозных кругов. Люди, негодующие на гипотетическую возможность того, что верующие смогут диктовать ученым, как заниматься наукой, с большим смирением принимают антинаучный диктат, исходящий от светских идеологических движений.

Конечно, атеисты – очень разные люди, и стоит сразу уточнить, о ком мы здесь говорим. В этой статье мы рассматриваем тех атеистов, которые ведут активную полемику с христианской верой и разделяют взгляды “новых атеистов” – таких авторов, как Ричард Докинз или покойный Кристофер Хитченс. Хотя разные люди могут иметь разные взгляды, мы вполне можем говорить об атеистической субкультуре с вполне различимыми особенностями.

Зайдя побеседовать в любое атеистическое сообщество, вы практически наверняка обнаружите стандартный набор упреков к Церкви. Церковь отрицает реальность ради своих архаичных верований, стремится ограничить (и, по возможности, вообще перекрыть) доступ к абортам, противится тому, что подается как “права ЛГБТ”.

Конечно, бывают атеисты, которые выступают против абортов и за традиционную семью. Но это скорее исключения; для атеистического сообщества в целом характерна приверженность всей либеральной повестке дня. А бросающейся в глаза особенностью этой повестки является не только ее антихристианство, но и ее антинаучность. Атеизм ничуть не предохраняет человека от самых вопиюще антинаучных верований, и нам стоит рассмотреть это подробнее.

Аборты: кто находится в утробе женщины?
Если назвать самую конфликтную тему в отношениях Церкви и мира вообще – и Церкви, и атеистического сообщества, – то это, несомненно, тема абортов. Конечно, существуют атеисты, которые выступают против абортов, и справедливость требует это отметить. Но если говорить о взглядах атеистического сообщества в целом, то они являются яростно проабортными. Позиция Церкви, которая последовательно выступает против абортов, за их ограничение и, в перспективе, запрет, подвергается резкой критике. Церковники-де, на основании своих дремучих суеверий, выступают против права женщины распоряжаться своим телом.

Но что, если оставить позицию Церкви в стороне и посмотреть, как ситуация выглядит с чисто научной, эмпирической точки зрения? Что мы знаем о беременности не из библейского откровения, которое требует веры, а из биологии, которая исследует доступные наблюдению факты?

Кто находится в утробе женщины? Сгусток клеток, что-то вроде аппендицита или больного зуба, которые удаляются в ходе соответствующих операций? Нет, в утробе матери находится растущее живое существо со своим уникальным ДНК. К какому биологическому виду относится это существо? К виду Homo Sapiens. Что происходит в ходе аборта? Это живое существо намеренно лишают жизни.

Аборт есть убийство человеческого существа. Это – не вопрос веры. Это – вопрос наблюдаемых фактов. Если мы признаем за людьми вообще право на жизнь, – с чем, надо думать, большинство атеистов согласятся, – то право на жизнь имеет не только младенец, уже покинувший утробу, но и еще в ней пребывающий.

Эти очевидные доводы: “дитя в утробе матери есть человеческое существо”; “не следует лишать жизни невинное человеческое существо”, – не связаны с религией как таковой. Они вполне убеждают, как мы уже отметили, и некоторых атеистов.

Проабортная позиция большинства атеистов требует не отрицания религии, но отрицания либо биологии (дитя в утробе – человеческое существо), либо базового принципа морали и права, которое атеисты формально признают – “не следует убивать невинных людей”.

Такое решительное отрицание твердо известных фактов – черта, которую сами атеисты считают особенностью “религиозных фундаменталистов”. Однако отыскать настолько “фундаменталистскую” религиозную общину, которая достигала бы такого уровня отрицания, который является обычным для атеистов, было бы очень нелегко. Для того чтобы смотреть на тело убитого ребенка – а результат аборта выглядит именно так, и множество фотографий есть в Сети – и говорить: “это что угодно, но не ребенок”, необходим уровень отрицания и иррациональности, который даже в многообразном мире религий найти трудно.

“Сексуальная ориентация” – врожденная? Неизменная?
Другая конфликтная тема – отношение к “сексуальной ориентации”. Согласно представлениям, с которыми вас немедленно ознакомят на любом атеистическом форуме, гомосексуализм есть что-то столь же врожденное, как цвет глаз; это установлено наукой, в это верят все сколько-нибудь образованные люди, а любые попытки изменить ориентацию не ведут ни к чему, кроме бессмысленных душевных страданий, и поэтому профессиональную помощь в таких попытках справедливо запрещают в наиболее прогрессивных государствах. Гомосексуальный образ жизни ничуть не хуже гетеросексуального. Церковь же возражает против продвижения “прав геев”: введения “однополых браков”, ЛГБТ-“просвещения” в школах и тому подобного – исключительно на основании слепого фанатизма и веры в древние тексты, написанные в дремучие и варварские времена.

Что же, отметим, что отношение Священного Писания к гомосексуализму (как, впрочем, и гетеросексуальному блуду), несомненно, негативное, а законное, уместное и благословенное место телесной близости христиане видят только в браке между мужчиной и женщиной.

Но отложим пока Библию и отвлечемся от Церкви. Верны ли убеждения атеистов в этом вопросе с чисто научной, эмпирической точки зрения? Следуют ли атеисты в этом случае принципам, которые декларируют, – требовать всему научного обоснования, ничего не принимать на веру?

Существуют ли, собственно, научные доказательства веры во врожденный и неизменный характер “сексуальной ориентации”? В поисках таких доказательств были предприняты огромные научные усилия. Например, в Великобритании, в рамках проекта “Биобанк” генетики изучили данные около 500 тысяч человек, надеясь найти связь между генами и гомосексуальным опытом, о котором сообщали 4% мужчин и 3% женщин, принявших участие в исследовании. Результат исследования был достаточно ясен: “гей-гена” не существует.

Как сообщил один из соавторов исследования, доктор Бенджамен Нил, на основе исключительно генетической информации невозможно предсказать, будут ли у человека однополые сексуальные связи.

Но дело не только в исследованиях ученых – есть немалое число людей, которые определяют себя как “экс-геи”. Это люди, которые оставили гомосексуальный образ жизни. В последние годы они становятся все более заметными, и даже проводят – в пику гей-парадам – “марши свободы ”, празднуя свое освобождение от прежнего порока. Достаточно войти в youtube, чтобы обнаружить десятки личных свидетельств людей, которые подробно рассказывают о своей жизни: вот они, на старых фото, скачут в перьях и диком гриме , вот – оставив прежнее безрассудство – сидят, и одеты, и в здравом уме.

Многие из людей, оставивших такой образ жизни, пережили религиозное обращение и они гораздо более заметны, потому что считают своим долгом открыто рассказывать о том, как Бог изменил их жизнь. Те, кто оставил гомосексуализм по другим причинам, меньше склонны публично заявлять об этом, но такие люди есть. Например, известная британская актриса Джеки Клуни, которая была лесбиянкой в течение 12 лет и рассматривалась как “лицо гей-движения”, а потом благополучно вышла замуж и родила четверых детей.

Научная честность – добродетель, которая справедливо восхваляется в атеистической литературе, – требовала бы признать существование всех этих людей. В конце концов, это же те самые данные, evidence, на которых атеисты требуют строить мировоззрение. И эти данные говорят, что люди меняют свои сексуальные предпочтения в обе стороны. Конечно, это не всегда происходит легко. Расстройства в поведении – вещь устойчивая, но нельзя сказать, что непреодолимая.

Кроме того, опросы показывают, что число людей, которые определяют себя как “геев” или “трансгендеров” (о которых мы скажем чуть дальше), растет, и среди молодежи таких людей больше , чем среди людей постарше. Это невозможно объяснить в рамках теории о врожденной и неизменной “сексуальной ориентации”. Зато хорошо объясняется влиянием моды и окружения.

Можно ли сказать, что гомосексуальное поведение плохо и опасно с чисто научной, эмпирической точки зрения? Да, по официальным медицинским данным, мужской гомосексуализм связан с в десятки раз более высоким уровнем заражаемости СПИДом и другими болезнями, передающимися половым путем. Поощрять детей и молодежь к такому образу жизни – значит причинять вполне измеримый и посюсторонний вред их здоровью.

Отметим еще раз – есть атеисты, которые спокойно принимают эти данные и идеологемы про “врожденную и неизменную сексуальную ориентацию” не придерживаются. Но если мы говорим о той полемически заостренной субкультуре, представители которой постоянно обличают христиан в “вере, не основанной на данных” или даже “противоречащей данным”, то в ней решительно преобладает именно эта идеологема. Ни на чем не основанная и, несомненно, противоречащая свидетельствам сотен живых людей.

Невидимые девочки, спрятанные в мальчиках
Однако в последние годы мы наблюдаем особенно резкое отрицание биологической реальности, причем не только на уровне массового сознания, но и на уровне законодательства ряда стран. Речь идет о идеологической моде на трансгендерность.

Некоторые люди страдают душевным расстройством, которое проявляется в том, что они отождествляют себя с противоположным полом и тяготятся своим “неправильным” телом. С точки зрения прогрессивной идеологии, этих людей следует поддерживать в их мучительной иллюзии – то есть признавать их принадлежащими не к биологическому, а к переживаемому полу, и поощрять к операции по “перемене пола”, в ходе которой мужчине удаляются гениталии и формируется фальшивая вагина, а женщине, соответственно, удаляется грудь.

Разумеется, ни о полноценной супружеской жизни, ни, тем более, о чадородии для человека, пережившего такую операцию, не может идти и речи. Более того, он все время вынужден употреблять гормоны, которые должны делать его более похожим на представителя другого пола.

Любые сомнения в том, что такая операция правильна и уместна, клеймятся как “трансфобия”, и медики отправляют на операцию людей с психологическими проблемами, которые можно было бы разрешить и гораздо менее разрушительным путем. Особенно опасной ситуация является для детей, которые проявили какой-то интерес к одежде или игрушкам противоположного пола. Консультанты внушают обеспокоенным родителям, что их ребенок непременно совершит самоубийство, если не распознать в нем “трансгендера” и не начать готовить к “перемене пола”. Эта подготовка состоит в том, что, например, мальчика одевают как девочку, называют женским именем и, как только приближается время полового созревания, кормят так называемыми puberty blocker’ами – гормональными препаратами, которые должны затормозить процесс нормального развития.

При этом, как это установлено наукой, в нормальных условиях у абсолютного большинства детей, которые проявляют признаки гендерной дисфории (то есть отнесения себя к другому полу), эти признаки сами собой проходят к подростковому возрасту, и обычно ребенок вырастает в мире со своим телом. Если, конечно, он не попадется в руки либералов – тогда он останется с тяжело изуродованной психикой и тяжело изуродованным телом.

Весь этот ужас, кажется, идеальный случай для борцов за разум и науку возвысить свой гневный голос. В самом деле, науке известно, что изменить пол невозможно. Мужчины и женщины отличаются на уровне генетики. Мужчина с отрезанными гениталиями, пьющий гормоны каждый день, – это, увы, не женщина.

Вера в то, что мальчик , случайно назвавший себя именем женского персонажа из мультика, на самом деле “девочка, запертая в мужском теле”, – это даже не та “вера без доказательств”, в которой атеисты любят упрекать христиан. Это вера вопреки любым доказательствам, потому что абсолютно любые научные тесты покажут нам, что мы имеем дело именно с мальчиком.

_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!

Продолжение -

Транс-идеология отрицает биологию самым недвусмысленным образом, а на основании этой идеологии сейчас в западных странах принимаются законы. Самое время выступить в защиту науки и тех несчастных взрослых, а тем более детей, которые становятся жертвами антинаучной идеологии, в то время как те, кто осмеливаются выражать сомнения, подвергаются травле и вылетают с работы.

Что же делают наши борцы с иррациональными и вредоносными верованиями?

Надо сказать, справедливости ради, что Ричард Докинз попробовал было осторожно возразить, написав в 2015 году твит в поддержку Джермионы Грир, “трансфобной феминистки” – то есть феминистки, недовольной тем, что адепты транс-идеологии, например, требуют допускать мужчин, считающих себя женщинами, в женские раздевалки и душевые. Докинз написал у себя в твиттере: “Является ли трансженщина женщиной? Это чисто семантический вопрос. Если судить по хромосомам – нет. Если по самоидентификации – да. Я бы стал называть ее “она” из вежливости”.

Это вызвало шквал резких нападок со стороны транс-активистов, и с тех пор “Фонд Ричарда Докинза за разум и науку” публикует только протрансгендерные материалы, сообщая, например , что “наука на стороне трансгендерных людей” (!).

Этому нельзя не изумиться. Люди написали (и продолжают писать) огромное количество филиппик против веры, как, в их глазах, “навязчивой иллюзии”. Но вера в невидимое, по крайней мере, не требует отрицать видимое. Гораздо большего напряжения требует вера в “трансгендерную девочку”, спрятанную в теле здорового мальчика. Тут нужна не только вера в невидимое – эта самая девочка не обнаружима никакими приборами, – но и прямое отрицание видимого. По всем возможным данным это именно мальчик. Но вот против этой веры наши борцы за разум, науку и проверяемые данные ничуть не возражают. Если это не пример крайней иррациональности, то что это такое?

Как такое возможно?
Как люди, постоянно подчеркивающие свою приверженность разуму и науке, могут впадать в такую фантастическую иррациональность? Этот парадокс вполне ожидаем, и мы хорошо знаем о нем из нашей собственной традиции. Претензия на то, что ты обладаешь добродетелью, лишает тебя добродетели; невозможно быть ни подлинно любящим, ни терпеливым, ни кротким, ни усердным без смирения. Гордыня разрушает все – и добродетель в первую очередь. И к интеллектуальным добродетелям это относится в полной мере.

Это не предмет веры – это простой здравый смысл. Спортсмен, полагающий себя заведомо превосходящим своих соперников, будет тренироваться спустя рукава – и проиграет. Студент, который “и так все знает” с треском провалится на экзамене. И, неизбежно, человек, уверенный в своей рациональности и интеллектуальной честности, будет с треском проваливать испытание на то и другое. Правда, в отличие от спортивного состязания или экзамена, он может отказаться этот провал замечать.

На самом деле, любая добродетель трудна и требует усилий – и интеллектуальные добродетели никоим образом не исключение. Мы все – верующие и атеисты – обладаем тем, что психологи называют “склонностью к подтверждению своей точки зрения”. Мы все склонны фильтровать входящие данные таким образом, чтобы они подтверждали наши, уже сложившиеся предпочтения, и игнорировать или объявлять недостоверным все, что в них не вписывается. Мы все склонны ценить групповую лояльность гораздо выше, чем истину. Такова уж человеческая природа.

Мы не можем отключить эту склонность, мы можем только пытаться контролировать ее, если мы ее признаем. Хотя самообман, склонность закрываться от всего, что может поколебать наши убеждения и нарушить душевный покой, свойственен всем людям, воинствующий атеизм оказывается для него особенно уязвим – именно потому, что подавляет в людях способность признавать эту слабость за собой.

Интеллектуальная нечестность, склонность жить с закрытыми глазами и заткнутыми ушами, упорная приверженность явно ложным представлениям – все это в атеистической риторике рассматривается как характеристические свойства религии; как те болезни ума, от которых атеизм предлагает свое лечение. С точки зрения этой риторики – и этого представления о мире – сами атеисты не могут впадать в те же грехи. Сайт Ричарда Докинза, например, носит название “Оазис чистого мышления”.

Однако, увы, атеизм ничуть не меняет человеческую природу. Все те негативные качества, которые атеисты усматривают в религиозных людях, неизбежно проявляются и в них самих – более того, проявляются даже сильнее, именно потому, что атеисты не склонны их за собой признавать, а значит, не проявляют по отношению к ним бдительности.

_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!

Почему со мной никто не общается?

_________________
Я - православный! Иисус -наш Господь и Спаситель!