|
– Я тут набросал тезисы, – сказал я, – вот что нужно сделать, на мой взгляд:
1. Я согласен с товарищами, не принуждать, но разрешить. Кто хочет, пусть раздевается, кто не хочет – пусть не раздевается. Итак, первое, что нужно сделать, это переосмыслить нравственные нормы в свете сложившейся ситуации в мире. Конкретно, в свете статьи незабвенного Гведиче. Не отменить, а, именно, переосмыслить. Разумеется, оставаясь на марксистских позициях.
2. Прекратить официально поддерживать замшелые мифы, несостоятельность которых доказала сама жизнь.
3. Разрешить нудизм. И не втихую. Широкая кампания. Пропаганда. Статьи о том, как полезно ходить без одежды, о том, что в обнажённом теле нет ничего страшного. И, кстати, в случае, если фигура не идеальна, тоже. Как это замечательно, ветерок овевает тело! Единение с природой.
4. Обязать все большие города и все курорты организовать хотя бы по одному нудистскому пляжу. Также обязать все бани выделить хотя бы один день для совместной помывки мужчин и женщин. Только не один день на всю страну. Пусть в одной бане это будет понедельник, в другой – вторник и так далее. Это чтобы нудисты могли пойти в баню в любой день недели.
5. С детства приучать к наготе. Пусть в детских садах, при достаточно тёплой погоде, дети бегают голенькими.
– А это зачем? ¬– удивилась Фурцева, – разве в таком возрасте люди способны…э… к половому акту?
– Ну, да! – съязвил Суслов, - товарищ Петров предлагает вступать в брак и рожать детей с ясельного возраста.
– Разумеется, нет, – ответил я, – это предлагается только для того, чтобы с детства привыкали к наготе. Я хочу предложить ещё и более радикальную меру. В пионерлагерях. Совместные палаты для мальчиков и девочек. И идут пионеры купаться – пусть загорают и купаются без трусов.
– Это уже Китай! – сказал Брежнев, – попробуйте заставить четырнадцатилетнего подростка раздеться перед девочками!
– Или четырнадцатилетнюю девочку – перед мальчиками! – поддержала Фурцева. Вспоминаю себя в этом возрасте. Да ни за что! Лучше смерть!
– Ну, так пусть воспитатели и вожатые подсуетятся, покажут пример. Заставлять не надо. Надо увлечь. «Вот я разделась, и ничего. Никто мои прелести не сглазил. Видите, всё на месте. А кто быстрее? А кто у нас смелый, а? Ну!... Ванечка! Вот молодец! Поаплодируем Ване! Ну, кто Ваню поддержит? Ирочка? Умничка! Ну, вот, лифчик сняла. А трусики? Ой, и трусики! А посмотрите, какая у Ирочки грудь красивая! Леночка, ну, а ты что же стесняешься? У тебя, я думаю, грудь тоже красивая. Покажи её нам! А смотрите, я тоже, ничего. А хотите меня потрогать?...»
Я развивал тему. А на меня смотрели всё с большим ужасом. У Фурцевой глаза сделались как блюдца. Даже Курашов смотрел на меня удивлённо. Все, кроме Хрущёва. Про него говорили всякое, но уж что-что, а чувство юмора у него было. Хрущёв, я видел, просто наслаждался как моей речью, так и реакцией окружающих. В какой-то момент Микоян посмотрел на Хрущёва, потом – на меня, всё и рассмеялся:
– Я понял! Геннадий Сергеевич Шутит.
Я улыбнулся:
– Да шучу.
Все облегчённо вздохнули и рассмеялись, даже Суслов. А Хрущёв смеялся в голос и показывал большой палец.
– Про вожатую – да, – сказал я, когда Хрущёв отсмеялся – А всё остальное – в силе. И дайте уже, наконец, гостиницам распоряжение, чтобы перестали требовать штамп о браке в паспорте.
Суслов снова стал серьёзным:
– Сразу после революции появилось движение «Долой стыд!» Дескать, настоящему революционеру стесняться нечего. Потом все поняли, что идеи эти чужды марксизму, что они мелкобуржуазны. Вы предлагаете снова вернуться к ним?
– Вот, кстати, – я ласково улыбнулся, – спасибо, что напомнили, Михаил Андреевич! Да, я считаю, что закрытие этого движения – ошибка, которую нам предстоит исправить.
– То есть Вы не согласны с решением партии?
– С этим – нет. Оно было ошибочным, – спокойно ответил я, выдержав его испепеляющий взгляд – Коммунисты должны уметь признавать ошибки. Или, хотя бы признать, что ошибки, в принципе бывают. Или Вы не согласны с решением ХХ съезда?
Суслов, конечно, человек очень большой и грозный. И какого-нибудь художника, поэта или режиссёра он мог проглотить и не заметить. Но я-то на тот момент был министром. Хоть я и не был членом политбюро, но министра слопать тоже не так просто. Тем более, Курашов уже поговорил с Самим, о чём Суслов не знал. Он чуть не задохнулся от возмущения:
– Товарищ Петров! Вам сколько лет?
– Сорок шесть.
А я в партии сорок два года. Вы ещё, простите, пешком под стол ходили, когда я партийной работой занимался. И Вы меня учить собрались?
… Нет, не так. Прошло 24 года, и я не могу вспомнить точно, что именно он говорил. Боюсь что-то перепутать. Поэтому не буду цитировать. Просто сообщу суть: «Это разврат. Это попрание основ марксизма. Это недопустимо». Надо сказать, что Михаил Андреевич Суслов, был человеком очень спокойным. Первый и последний раз в жизни я видел разъярённого Суслова. Но нет, он не кричал. Он был желчен, ехиден, но не кричал. Закричал Хрущёв. Он стукнул кулаком по столу:
– Хватит!!! Речь идёт о судьбе страны, о судьбе Человечества, а Михаил Андреевич беспокоится о том, прилично ли советскому человеку жопу показывать! Вы что же хотите, чтобы мы все вымерли?! Но одетыми, да?! Будут наши потомки лежать в гробах, но все в портках! А кто, кстати, хоронить последних будет? Американцы или китайцы? Я же сказал уже! Всё будем делать так, как предлагает товарищ Петров. Или для кого-то нужно повторять дважды? В общем, Петрову – все полномочия! И палки в колёса не ставить! А ты, Михаил, займись своими делами. Не бойся. Твоя жопа никому не интересна. Можешь штаны не снимать.
Последние фразы Хрущёв сказал уже спокойно и весело. Прилив гнева прошёл. В общем, вопрос был решён положительно, и я получил карт-бланш. И дальше разговор пошёл в русле конкретики.
Да, вот ещё, когда речь зашла о пляжах, Брежнев предложил выделить для нудистов пляжи отдалённые, чтобы они своим видом не смущали остальных загорающих.
– Нет, Леонид Ильич, – ответил я, – нельзя. Лет 8 назад, объяви мы такое, люди рванули бы из Москвы хоть на Оку, хоть на Волгу. Интересно же! Теперь, когда общество стало асексуально, просто смотреть на голые тела мало кому интересно. Это должен быть или нудист по убеждениям, для которого обнажение – это слияние с природой или… даже не знаю, кто. Людей туда теперь калачами заманивать надо. А если ехать надо 3 часа на электричке, а потом полчаса идти по пересечённой местности, то кто туда, вообще, поедет? Нет, пляж должен находиться в пределах доступности. Не у стен Кремля, конечно, но так, чтобы большинству было ехать туда легко и удобно.
– Хорошо, – согласился Брежнев, – пусть близко и удобно, но, чтобы не слишком уж на глазах.
На том и порешить думали. Но не тут-то было. Встрял Хрущёв.
– А почему это, не на глазах? Людей приучать надо. Нет уж, пусть самые лучшие пляжи – нудистам. А кто не хочет, пусть катится подальше!
Ай да Никита Сергеевич!
– А Гуденко, этому, передайте, чтобы не гудел, – сказал Хрущёв.
Через 4 дня Гуденко был уволен из редакции, а в «Известиях» появилась статья Аджубея «А, давайте попробуем!», в которой он призывал разрешить нудизм в СССР.
23 апреля 1963 года вышло специальное постановление правительства от «О мерах по повышению рождаемости в стране». Нужно ли говорить, что разработкой этого постановления занимался я лично?
И организация «Долой стыд» была восстановлена. Возглавила её Ирина Цветкова, очень милая женщина, состоявшая ещё в том, первом «Долойстыде!». В своё время она с единомышленниками маршировала голышом по Ленинграду. В 1963-м ей было уже за шестьдесят, но сохранилась она великолепно. И уже первомайскую демонстрацию 1963 года замыкала небольшая колонна нудистов с Цветковой во главе.
В общем, получилось даже лучше, чем я ожидал.
Но врага я нажил. Суслов всегда был вежлив, но я понимал, что он меня не простил. НЕ слышал, чтобы кто-то ещё осмеливался с ним так разговаривать.
Хрущёв ко мне благоволил. И я был не по зубам даже всесильному Суслову. Но после отставки Хрущёва, почти сразу, меня перевили на другую работу. Почётная ссылка в наше посольство, в Белград. Ну, интересная работа. Кстати, у них там на пляжах в купальниках почти никого не встретишь. Молодец, Тито!
Да, недолго я был министром. Но сделать успел немало и этим я могу гордиться.
И с гостиницами разобрались. И пляжи нудистские и дни в банях, и мероприятия интересные. И артисты, и певцы на этих пляжах и в банях. Как правило, голые, между прочим. И с пионерлагерями программу, всё-таки, выполнил. Конечно, раздевались не все, но вот в августе 1963 я посетил «Артек», так примерно треть ребят – голые. Некоторые девочки в трусиках, но без лифчиков. Разумеется, я не про семилетних говорю, а про старшие отряды. Младшие-то – все голышом. И вожатые! Бывал я и в подмосковных лагерях. Та же картина.
И в фильмах обнажённое тело появилось. И в мультфильмах. И в школах стали объяснять, как детей делают уже в 3-м классе, причём в учебнике – наглядные картинки.
Конечно, как и во всём мире, успехи были весьма скромными. Заметного прироста рождаемости меры не дали. Но даже если благодаря моим стараниям родилось всего несколько тысяч детей, я свою жизнь прожил не зря.
Когда меня убрали с поста министра, менять политику было поздно. Страна изменилась. И Резо Субукия, пришедший на моё место, продолжил начатое мной, за что ему спасибо.
В 1964 году Элем Климов снял фильм «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён». Как раз про пионерский лагерь. К фильму этому я имею некоторое отношение. Дело в том, что мы с Элемом Климовым давно и близко знакомы. Я ему рассказал, конечно, про то совещание у Хрущёва. И, например, фраза «Тут будем кольца бросать, тут – мячи, тут будет бег в мешках, а тут будут петлёй ловить кеглю» взята прямо из нашего разговора. В фильме есть две «эротические» сцены: первая, когда воспитатель… или кто он там, смотрит в бинокль и видит голые попы мальчиков, а вторая, когда ребята голыми прыгают в крапиву. Если бы не мой спор у Хрущёва, эти сцены оказались бы невозможны. Я предложил ещё одну. Помните сцену в конце, когда все бегут купаться на речку? Я предложил, чтобы они были голыми, включая воспитателей, родителей и бабушку Иночкина. Но Элем моё предложение забраковал:
– Дынин старается угодить начальству, – резонно сказал он, – Если действие происходит до постановления, то эта сцена невозможна. Если же после постановления, то угодливый Дынин раздел бы всех, включая нянечек и сам бы шёл, потрясая…ну, этим самым.
Прав. Так что вы завершающей сцене все одетые. А фильм получился замечательный, смешной, едкий!
Да, я интересовался судьбой журналиста Гуденко. Ничего особенного. Да, после того совещания, из газеты его уволили. Но никто его не арестовывал, в лагерь не отправлял. Работал он лектором в обществе «Знание», а после прихода к власти Брежнева вернулся в журналистику. Умер от инсульта в 1984 в возрасте 78 лет.
Конец цитаты.
А мы, дорогой читатель, что-то далеко улетели. Пора возвращаться в 1963 год. Ведь в этом году произошли события, важные для нашего повествования.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
