Форум атеистов Рунета

Лихо закрутили сюжет!

Только, пожалуйста, вставьте пару слов.

"Небось, трупы И пахнут отвратительно!" (Вид для художника тоже имел значение, и, наверное, даже большее, чем запах.)
"КРОМЕ ТОГО, мать любила цветы, животных, грустную музыку, сентиментальные романы, коврики, кружевные покрывала, фарфоровые фигурки." (Ведь не все же женщины любят всё перечисленное.)

"Покатые плечи, хилые мышцы, два дурацких выступа в верхней части туловища… Что там красивого?" А тут я бы вставила "хилые мышцы БЕЗ ВСЯКОГО РЕЛЬЕФА. ДА ДАЖЕ И У САМЫХ КРЕПКИХ ИЗ ЖЕНЩИН ОНИ ПОКРЫТЫ СЛОЕМ ПОДКОЖНОГО ЖИРА. КОГДА РУДОЛЬФ ВИДЕЛ НА КУХНЕ МЯСО, ЖИР НА НЁМ ВОСПРИНИМАЛОСЯ РУДОЛЬФОМ КАК НЕЧТО НЕ ТОЛЬКО НЕВКУСНОЕ, НО И НЕЭСТЕТИЧНОЕ. ДА ЕЩЁ два дурацких выступа в верхней части туловища, СУДЯ ПО КОНСИСТЕНЦИИ, ТОЖЕ ИЗ ЖИРА."

Ну и кое-где запятых либо не хватает, либо лишние.

_________________
Что нам действительно нужно, так это воображение, но воображение в надёжной смирительной рубашке. (Ричард Фейнман)

Спасибо! Интересно.

Образ этого эстета Рудольфа, пожалуй, удался Вам лучше всего и очень меня впечатлил!

После слова "ЖИРА", пожалуй, ещё добавлю. "Хотя любви у Рудольфа, который подцепил фламо ещё ребёнком, и не случилось, несколько определённого рода экспериментов в его жизни всё-таки было".

_________________
Что нам действительно нужно, так это воображение, но воображение в надёжной смирительной рубашке. (Ричард Фейнман)

Ещё раз спасибо. Кое-что подправил.

Фрау Гретхен Шнайдер, бабушка Рудольфа, жила в старом добротном доме на Гриндельаллее, в одном из немногих домов на этой длинной улице, уцелевших в годы войны. После смерти мужа в 1956, жила одна. Женщина она была тихая, добропорядочная, конфликтов не любила. Как и её дочь, была романтична и сентиментальна. И квартира её также была заставлена статуэтками и вазочками, а стены были завешаны ковриками, фотографиями и картинками с кошечками и голубками. Гретхен умела и любила готовить, вязать, вышивать. В общем была существом совершенно безобидным. По всем признакам она была божьим одуванчиком. Кроме, пожалуй, одного: немощной она не была. В свои семьдесят шесть, она была ещё крепкой и здоровой, насколько здоровой можно быть в таком возрасте.
До ухода на пенсию, фрау Гретхён работала на хлебозаводе. Однажды маленький Рудольф оговорился и вместо «бабушка Гретхен» (была ещё вторая бабушка, мать отца, которую звали Герда), так вот Рудольф однажды вместо «бабушка Гретхен» сказал «бабушка Брётхен», то есть «бабушка Булка». Оговорка так рассмешила всех, что прозвище Бабушка Булка закрепилось за ней, причём, не только среди родственников. На работе она тоже рассказала про оговорку внука, и с тех пор её так называли чаще, чем по имени:
– Бабушка Булка! Пошли обедать!
И вот Рудольф звонит в знакомую дверь. Бабушка, конечно была предупреждена о визите. Открывается дверь. Из квартиры доносятся вкусные запахи. Пожилая женщина вся расплылась в улыбке!
– А! Рудольф заходи!
Бабка обняла и поцеловала внука. Рудольф тоже чмокнул бабушку. Он не любил объятья и поцелуи, но ради дела можно и потерпеть.
На обед были прозрачный суп с печёночными кнелями, печёнка с картошкой и кислой капустой, пирожки с капустой и компот:
– Печёнка, конечно же куриная – прокомментировала бабушка, – но, знаешь, получилось не хуже, чем из говяжьей.
Они сидели за столом. Бабушка расспрашивала Рудольфа о делах, о родителях, об общих знакомых.
– Рудольф, – говорила бабушка, – вот ты закончил школу, и что же ты собираешься делать теперь? Тебе уже – восемнадцать, – говорила она, – Большой мальчик. И что ты думаешь дальше? Что ты умеешь?
– Рисовать, – ответил Рудольф.
– Ну, вот, тоже неплохо. Ну, вот, узнай, где художники требуются.
– Ну, в основном требуются художники дипломированные.
– Ну, так и ещё лучше! Иди учиться в художественное училище или где учат на художника! Хорошая, почётная профессия. В любом случае хватит бездельничать. Не может, не должен человек так жить, вот просто, ничего не делая. Ну, ладно, там ребёнок, или старик, или инвалид. Но ты – молодой парень. Крепкий, здоровый! Тебе обязательно надо учиться или работать.
– Бабушка, ну, какой смысл мне сейчас устраиваться на работу? Меня же вот-вот в армию призовут!
– И что плохого, если уже до армии у тебя будет опыт работы?
– Ну, бабушка, надо мне и отдохнуть после школы.
– А мне кажется, труд бы пошёл тебе на пользу. Какая радость, вот так болтаться без дела? От безделья молодые люди часто глупости совершают, связываются с нехорошими компаниями. Да, ты мальчик умный и я верю, что не станешь водиться с какими-нибудь пьяницами или анархистами. Но, всё-таки, я за тебя беспокоюсь.
Бедная фрау Шнайдер! Как она была близка к истине, беспокоясь, что внук связался с плохой компанией! И, честное слово, узнай она об ордене «Чёрной Саламандры», она предпочла бы, чтобы внук связался с анархистами или просто пил в компании молодёжи.
– Пойми, не может человек не работать. Без труда человек оскотинивается. Вот я с 17 лет – на хлебозаводе. И меня все любят и уважают. Я не могу представить, как это, не работать. Пока могла, работала на заводе. Сейчас я на пенсии. Но, заметь, всё делаю сама. Сама убираю, сама готовлю, сама в магазины хожу. А, ведь, мне семьдесят шесть. Да, я стала уставать. Да, мне уже нелегко. Но в моём возрасте многие сидят в инвалидной коляске и пузыри пускают. А я нас своих ногах и за покупками хожу сама. И тяжёлые сумки таскаю. Всё сама. А знаешь почему я сохранила силы и, главное, разум? Потому что всю жизнь работала. И твой дедушка всегда работал. А иначе, стала бы я выходить за него замуж! И родители твои всегда работали и сейчас работают, дай им Господь здоровья!…
И дальше – в том же духе. Ну, пунктик у человека. Бывает.
После вкусного и сытного обеда Рудольф хотел было «пойти погулять, порисовать», но бабушка сказала:
– Завтра пойдёшь. Раз уж приехал, пообщаемся.
В общем, весь вечер Рудольф провёл в её обществе. Были семейные разговоры, всё время сбивавшиеся на тему трудоустройства.
Потом – ужин, как это и принято в Германии, бутербродный. Колбаса, ветчина, сыр, мармелад… Бабушка снова извинилась, что колбаса ми ветчина индюшиные. Но какой хлеб!
– Ты ешь! Корочка-то какая! А цвет! Обрати внимание на цвет! А запах! Правда, самый вкусный хлеб, который может быть? Это на МОЁМ заводе его делают! Так как мы не печёт никто.
И снова разговоры о родственниках. Немного о делах в стране, в мире и снова:
– Рудольф, человек должен работать. Вот как вернёшься домой, займись поисками.
Всё это Рудольф стоически выдержал.
На ночь бабушка постелила ему в большой комнате. Мягкая, удобная кровать. Даже мягче, чем дома. А на утро после столь же вкусного завтрака Рудольф, наконец, смог улизнуть.

Вырвавшись из бабкиных объятий, первым делом Рудольф позвонил из автомата в справочное и спросил адрес института вирусологии.
– Вам старое здание или новое? –
– Новое, – догадался Рудольф.
Ну, понятно, фламо – вирус новый и, естественно, что для его изучения выделили новое здание.
Рудольфу назвали адрес. Ехать пришлось на метро, потом на автобусе.
И вот она, вожделенная цель: семь зданий, все из тёмно- красного кирпича. Ограда из стальных прутьев, то есть все здания можно рассмотреть. Одноэтажная проходная, трёхэтажный длинный корпус. Наверное, именно в нём и расположены лаборатории. И ещё три одноэтажных строения. Вот гараж – видны высокие, широкие ворота. Вот то длинное, похоже, – склад, ну, всякие там подсобные помещения. И ещё двухэтажное и два одноэтажных. Зачем эти – неясно.
Во всяком случае, главный корпус от ограды находится на почтительном расстоянии, следовательно, идея Хорста устроить взрыв на улице, но так, чтобы здание лаборатории обрушилось, совершенно нереализуема. В отличие от Пауля, Рудольф взрывное дело не изучал, но тут и не специалисту было ясно. До главного корпуса – метров 50, не меньше. У Рудольфа был с собой «Rolleicord, ещё довоенный. Оглянувшись по сторонам, не видит ли кто, Рудольф быстро сделал несколько снимков и спрятал аппарат.
Можно было и возвращаться к бабке, но Рудольф, всё же, решил, «для очистки совести», попытаться определить расстояние от ограды до главного корпуса более точно.
Рудольф приложил руку к ограде. Расстояние между прутьями почти точно соответствовало длине его среднего пальца. Палец он измерит дома. А теперь осталось зайти за угол и посчитать прутья до того момента, пока очередной прут не окажется точно напротив стены главного корпуса. А потом посчитать прутья до конца здания и сколько их останется до следующего угла. Рудольф медленно двинулся вдоль здания, считая прутья. Вдруг он услышал голос за спиной:
– Эй, парень!
Рудольф обернулся. Голос принадлежал мужчине, лет шестидесяти или старше. Невысокий, коренастый, лицо красное. Одет мужчина был в чёрные брюки и чёрные же свитер.
– Что ты тут ошиваешься? Я давно за тобой наблюдаю. Ты кого-то ищешь?
– Никого я не ищу, – смутился Рудольф.
– Так что ты тут ходишь?
Стало понятно, что мужчина просто так не отстанет.
– Я работу ищу! – нашёлся Рудольф. Само вылетело. Ну, понятно: вчерашний разговор с бабушкой.
Мужчина хмыкнул. Судя по всему, такого ответа он не ждал.
– Та-ак, – протянул он, – интересно. А по какой специальности?
– У меня нет специальности. Я только школу окончил. И вот хочу перед армией немного подработать.
– А что ты умеешь делать?
– Рисовать.
– Хм. Интересно. Показать можешь?
У Рудольфа с собой была папка с чистыми листами. Он же собирался рисовать в Гамбурге, чтобы успокоить родителей и бабушку. И в папке лежало два наброска, ещё из Ботропа. На одной – просто аллея в парке, на другом – «замок» ордена Чёрной Саламандры, для непосвящённых – заброшенная ферма.
Однорукий повертел рисунки в руках.
– Неплохо… Знаешь, я сам когда-то хотел стать художником. Ну, вот, не получилось? А меня сможешь нарисовать?
– Смогу, – ответил Рудольф.
Через пять минут портрет был готов. Мужчина поцокал языком:
– Хорошо!
– Возьмите, – сказал Рудольф, – это Вам!
– Ну, спасибо! Тебя как зовут?
– Рудольф.
– А я Петер Вейсен. Хаузмастер тут. А ты знаешь, что здесь за заведение?
– Нет, – соврал Рудольф.
– Тут микробиологический институт. Вирусы всякие изучают. Фламо, например. Страшно?
Рудольф пожал плечами:
– Нет, не страшно
– Так, значит. Работу ищешь...А мне как раз нужен помощник. Ну, всякие подсобные работы. Например, что-то перенести, мебель передвинуть, машину разгрузить. Ну, это не часто. Обычно, реактивы всякие, лабораторная посуда, бумага, канцелярские принадлежности. Это всё не тяжёлое. Но могут и оборудование привезти, например, холодильники. Тут придётся попотеть. Ну, иногда тебя о чём-то могут попросить сотрудники. Вот такая работа А большую часть времени просто сидишь и ждёшь поручение. Можно разговаривать, читать, рисовать, слушать радио. Спать нельзя. Главное, быть готовым в любой момент вскочить и идти, куда скажут. Конечно, это не так интересно и почётно, как Сискстинскую капеллу расписывать, но, чтобы подработать до армии, мне кажется, вариант не худший. Хочешь?
– Хочу! – твёрдо ответил Рудольф.
¬– Тогда жди меня здесь. Схожу, переговорю о тебе с начальством.
И Петер скрылся в проходной.
Рудольф остался на улице. В ожидании Петера он стал рисовать тополь, растущий напротив. Но дорисовать не успел. Вышел Петер:
– Пошли, – сказал он.

Петер повёл Рудольфа через проходную. Тот с интересом смотрел по сторонам и чувствовал себя матёрым разведчиком. Вот оно, логово врага! Прошли по короткой кленовой аллее. Петер заметно хромал. Вошли в главный корпус. Поднялись на второй этаж и вошли в большой кабинет. Дубовый стол, шкафы, стеллажи. На стене – карта ФРГ и карта мира.
Начальник, герр Майер оказался мужчиной лет пятидесяти. Весь такой аккуратненький, в тёмно-синем костюме, белой рубашке, при галстуке. Галстук тоже тёмно-синий в красную полоску. И фамилия-то какая: Майер, то есть, главный! Однако, при всём при том, чем-то он напоминал врача. Казалось, сейчас спросит: «Ну, что, больной, на что жалуемся?» Ну, или главврача. Открою читателю маленький секрет: Ганс Майер, действительно, одно время работал в больнице.
– Садись, Рудольф, – сказал он, – расскажи о себе!
Рудольф изложил свою биографию. Так, ничего особенного: родился, учился, окончил…
– Ботроп? – удивился Майер, – но ведь это далеко! Это же Рур!
– Да это в Руре.
– И, что в Руре нет работы? Извини, в жизни не поверю. Такие города! Дюсельдоф, Дуйсбург, Эссен, Бохум…
– У меня тут бабушка в Гамбурге.
– Интересно. То есть ты собираешься жить у бабушки?
– Да.
– И поэтому ты решил искать работу в Гамбурге?
– Да. Бабушка у меня старенькая, нуждается в помощи.
– Заботишься о бабушке? Похвально. А бабушка согласна?
– Она рада будет.
– А родители не будут против?
– Думаю, не будут. Родители тоже только рады будут.
– Ну, вот ты сначала с ними поговори!
– Да, конечно.
– Скажи, Рудольф, а почему ты решил работать, именно, у нас?
– Да просто шёл мимо…
–Хорошо… Но, ведь, армия на носу. Или у тебя проблемы со здоровьем и тебя не призовут?
– Здоровье в порядке. Призовут.
– Тогда такой вопрос: а с чего ты, вообще, решил вдруг начать работать? Не похоже, что у тебя тяжёлое материальное положение.
– Ну, во-первых, бабушка настаивает. Она всё время говорит, что человек должен работать, что безделье развращает.
– Утомила такими разговорами? – понимающе спросил Майер.
– Не то слово! И, кроме того, я хочу всерьёз заняться живописью, купить кисти, краски.
– Они, что, так дорого стоят?
– Хорошие – дорого.
Знавший в этом толк Вейсен закивал.
– Ну, что ж….– Майер задумался, – всё понятно, убедительно. Думаю, мы тебя возьмём. Только ты сначала точно узнай, как к этому отнесутся родители и бабушка. Кстати, на какой улице она живёт?
– Гриндельаллее.
– Далековато.
– Ничего. Я на метро.
– Герр Вейсен говорит, что ты рисуешь хорошо
– Ну, вроде бы.
– Вот его рисунок, – сказал Петер и протянул Майеру свой портрет.
– Ну, что ж, очень даже неплохо, одобрил начальник. Если попрошу, скажем, стенд оформить или зал к празднику справишься?
– Справлюсь.
– Ну, хорошо. Должность твоя будет называться лаборхельфер. Получать в месяц ты будешь 270 марок. Устраивает?
– Вполне.
– Герр Вейсен будет твоим непосредственным начальником. Будешь делать всё, что он скажет. Ну, иногда и другие сотрудники будут тебя о чём-то просить. Просят – помогай! Вопросы есть?
– Нет, всё понятно.
– Возникнут вопросы – спрашивай!
– Хорошо.
– Ну, прямо сейчас и оформим. Документы с собой?
– Нет.
– Что же ты, идёшь устраиваться на работу и не берёшь с собой документы. А где же они?
– Дома. В Ботропе.
– Ну, молодец! Ладно, поезжай в свой Ботроп, поговори с родителями, с бабушкой, бери документы и возвращайся. Если, конечно, не передумаешь.
– Не передумаю, – твёрдо ответил Рудольф.