sergey писал(а):
А здесь сложный вопрос. Я вообще-то против цензуры. Но современные фильмы про войну откровенно гадкие. В BadComedian Баженов рассказывает. Я наверно лучше не расскажу.
современные фильмы о войне-гадкие ктоб спорил, и Баженов-об этом рассказывает, правда при этом гад такой-почему то утверждает что они оскорбляют и верующих , приводя в пример советские (ну помните он там даже кадры показывает с "Это наш Бог! немцам он не принадлежит)
но понимаете какими бы они гадкими не были-они идут до общей кучи. т.е. к огромному числу как советских так и западных фильмов. т.е. человек и выбрать может. если отсмотрит все(или некую равномерную выборку)-то получит весь спектр мнений. вы же писали что надо рассказывать про сотрудничество с гитлеровцами попов. т.е. тут еже без цензуры -никак. надо отобрать только такие фильмы-остальные детям запретить
так же надо запретить те фильмы где на сторону гитлеровцев переходят простые жители, красноармейцы, коммунисты.
если их не запретить-то дети могут подумать что герои и предатели были среди всех слоев населения
а вы то ставите задачу-чтобы только попы были мерзавцами что поддержали Гитлера
Цитата:
А вы говорите, что у меня отвратный призыв. Пусть и дальше такое творчество будет.
конечно отвратительный и преступный-и никак не связанный с отвратными фильмами! вы же не призываете остановить искажение истории!
вы призываете рассказывать детям-про то что попы мерзавцы
вот это запрещаем детям читать?:
Цитата:
Ему рассказывали об изменниках, о тех, кто отрекся от партии и народа, предал товарищей, пошел служить фашисту... Он хмурил брови и переспрашивал: - Как фамилия? - и повторял имя про себя. - Запомню!
- Вы машинистку у нас в исполкоме помните? Клаву Пряхину? - Он напрягал память, морщил лоб. Вспоминалось что-то тихое, безответное... Действительно, когда приезжал он в этот исполком, какая-то девица была... Он слышал, как она стучит на своем ундервуде. Голоса ее он не слышал никогда.
- Когда ее вешали, - рассказывали ему, - она кричала: "Не убить, черные вы гады, нашей правды. Народ бессмертен!"
- Клава Пряхина? - удивленно шептал Степан. А он и вспомнить ее не может.
- А Никита Богатырев...
- Что, что Никита? - беспокойно спросил он. Никиту он знал. Огромный, в сером пыльнике балахоном, в сапогах, от которых всегда пахло дегтем, он, бывало, шумел в кабинете Степана: "Не боюсь я тебя, секретарь, никого не боюсь! А как правду-матку резал, так и буду резать". Степан предполагал поставить Никиту командиром партизанского отряда.
- Когда Никиту притащили в гестапо, - рассказывал, протирая очки, сутуловатый Устин Михалыч, завучетом райкома, - он по полу ползал, офицеру сапоги целовал, плакал...
- Никита?!
Значит, плохо ты людей знал, Степан Яценко. А ведь жил с ними, ел, пил, работал... И повадки их знал, и характеры, и капризы, и кто какой любит табак... А главного в них не знал - души их. А может быть, они и сами про себя главного не знали? Клава считала себя робкой тихоней, а Никита Богатырев - бесстрашным бойцом. Он нашей власти не боялся - ее бояться нечего! - а перед врагом задрожал. А Клава боялась председательского взгляда - а врага не испугалась, плюнула ему в лицо...
- Великая людям проверка идет! - качал головой Устин Михалыч. - Великая огнем очистка.
- Что Цыпляков? - спросил Степан.
- Про Цыплякова не знаю! - осторожно сказал Устин Михалыч. - Цыпляков особо живет.
- К тебе не ходит?
- Он ни к кому не ходит... Запершись сидит...
В тот же вечер Степан пошел к Цыплякову и долго стучался в его ставни и двери.
- Кто? Кто? - испуганно спрашивал Цыпляков через дверь.
- Я это. Я! Отвори!
- Кто я? Я никого не знаю.
- Да это я, Степан.
- Какой Степан? Никакого Степана не знаю! Уходите!
- Да отвори! - яростно прохрипел Степан и услышал, как испуганно звякнули и упали запоры.
- Ты? Это ты! - попятился Цыпляков, увидев его, и свеча в его руках задрожала...
Степан медленно прошел в комнату.
- Что же неласково встречаешь? - горько усмехаясь, спросил он. - Гостю не рад?
- Ты зачем?.. Ты зачем же пришел? - простонал Цыпляков, хватаясь за голову.
- По твою душу пришел, Матвей, - сурово сказал Степан. - По твою душу. Есть еще у тебя душа?
- Ничего нет, ничего нет!.. - истерически закричал Цыпляков, и, повалившись на диван, заплакал.
Степан брезгливо поморщился.
- Что ж ты плачешь, Матвей? Я уйду.
- Да, да... Уходи, прошу тебя... - заметался Цыпляков. - Все погибло, сам видишь. Корнакова повесили... Бондаренко замучили... А я Корнакову говорил, говорил: сила солому ломит. Что прячешься? Иди, иди в гестапо! Объявись. Простят. И тебе, Степан, скажу, - бормотал он, - как другу... Потому что люблю тебя... Кто к ним сам приходит своею волей и становится на учет, того они не трогают... Я тоже стал... Партбилет зарыл, а сам встал... на учет... И ты зарой, прошу тебя... немедленно... Спасайся, Степан!
- Постой, постой! - гадливо оттолкнул его Степан. - А зачем же ты партбилет зарыл? Уж раз отрекся, так порви, порви его, сожги...
Цыпляков опустил голову.
- А-а! - зло расхохотался Степан. - Смотрите! Да ты и нам и немцам не веришь. Не веришь, что устоят они на нашей земле! Так кому же ты веришь, Каин?
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
